Ужас объял женихов! Озираясь, искали они дорогу для бегства, но у единственного выхода стояли Одиссей и Телемак, а за ними верные слуги дома: свинопас Эвмей и пастух Филотий. Кое-кто потрусливее выпрыгнул в окно. Тогда вышел вперед Эвримах и предложил богатый выкуп Одиссею.
— Жизнью своей, Эвримах, заплатишь ты выкуп! — был ответ.
Обнажив свой меч, Эвримах бросился на хозяина дома, но тут же получил смертельную стрелу в грудь. Быстро Телемак принес четыре шлема и щита, и Одиссей со слугами вооружились.
В это время предатель, слуга Мелентий, принес и женихам оружие из незакрытой Телемаком кладовой. Закипел яростный бой, летали стрелы Одиссея и дротики женихов, прикрывшихся столами. Все блюда и кубки со звоном полетели на пол.
Скоро тела женихов кучей лежали на полу, как выловленные рыбы, залив кровью весь пол. А предатель Мелентий, связанный пастухами, уже висел подвешенный ремнями к потолочине оружейной кладовой, куда пытался он пройти вторично.
Созвавши рабынь, Одиссей приказал им прибрать трупы и начисто вымыть полы, и столы, и богато украшенные стулья, окурить всю столовую серой. Тем временем старая ключница Евриклея, нянчившая еще Телемака, побежала в покой Пенелопы с радостной вестью. Долго не верила ей Пенелопа.
— В своем ли ты уме, Евриклея, что над горем моим ты смеешься!
— Иди же скорей! — повторила старушка. — Жив твой супруг, и вдвоем с Телемаком они истребили всех женихов!
Одиссей омылся в бане, надел легкий хитон и длинный плащ с каймой. Снова вернула ему Афина его красоту, рост и силу. Вошел в столовую хозяин дома и сел напротив супруги. Она же молчала, глядя в удивлении на него.
— Так-то встречаешь ты мужа-скитальца? — сказал он. — Так недоверчиво смотришь!
Все еще не веря своему счастью, Пенелопа решила испытать гостя. Она приказала:
— Ты, Евриклея, приготовь гостю ложе. Нашу большую кровать перенеси в другую горницу и застели ее мягкими овчинами.
Одиссей досадливо вскрикнул:
— Кто же может перенести наше ложе? Есть тайна в устройстве его, и я один это знаю — тот, кто его строил. Оно укреплено на стволе старой маслины толщиной с колонну, которую я сам тайно от всех спилил. Разве разрубили тот пень?
И, зарыдав, бросилась к нему Пенелопа:
— О, не сердись на меня, Одиссей! Теперь ты меня убедил. Даже служанки об этом не знали. Я боялась, как бы какой иноземный муж или бог, приняв твой облик, не обольстил меня, как Парис эту злосчастную Елену…
Плача от радости, приник Одиссей к груди верной супруги.
