Смерть – это банальность войны. Был человек, и нет его. В это нельзя поверить ни сердцем, ни разумом. Но это было именно так. К этому труднее всего привыкнуть, даже на войне, и потому смерть выглядела ещё более ужасной и отвратительной.
Ну и больше всего им досталось в первые дни от фрицевской авиации. Это был какой‑то кошмар, сродни первобытному звериному ужасу. Их хорошо учили и подготовили. Но реальность оказалась намного, в сотни раз, неприглядней. Потому и потери в первые дни пребывания на передовой были особенно велики. Досталось им «выше не могу», на всю оставшуюся жизнь, – если кто ещё и дойдёт из них до далёкого победного дня, доживёт до победных салютов посреди пекла и жути военного лихолетья.
Танки, обстрелы, грохот канонады – это все семечки по сравнению с налётом авиации и запоздалой командой ротного наблюдателя «Воздух!!!». Больше всего доставалось им – а уж про собак и говорить нечего – во время таких их вот налётов. Окаянство какое‑то! А окаянство могло повторяться в день по нескольку раз. И с завидным постоянством, будь оно трижды неладно!
Начнут бомбить «лаптёжники» (пикировщики Ю-87) – белый свет в копеечку покажется. Хуже не бывает! Прёт, гадёныш, на себе тонну бомб, а когда пикирует, вой такой, хоть с окопа убегай. Мама дорогая!.. Всего тебя от ужаса выворачивает наизнанку, и уж тысячу раз пожалеешь, что на белый свет родился. Тут главное собак удер жать. Им тоже не по себе в такие минуты. С поводков рвутся. «Не по себе» – это ещё мягко сказано. Взбесились – более подходящее слово. Собак‑то ещё удержать можно, а вот люди…
Многократно видел Никита такую картину: не выдержат нервы у иного бойца–пехотинца, ну и сломя голову бежать из окопа. А куда бежит, дуралей, где укроется в чистом поле?! У страха, как водится, глаза велики. Только дальше смерти своей все равно не убежать. А ей, подлюке, такой дуралей – лёгкая пожива. Забава.
Смотришь, вслед за бойцом то там, то тут и другие сиганули, у кого нервы пожиже. Бегут, как зайцы, оружие побросав. Страх глаза застилает. Ничегошеньки не соображает человек в такие мгновенья. А это сволочуге только на руку: поливает прицельно по бегущим из двух носовых пушек. От них только ошметья летят. Лёгкая добыча. А потом ещё и сыпанёт штук тридцать десятикилограммовок (Никита сам видел одну такую неразорвавшуюся бомбу). А они осколочные. И все – хана всем, по кинувшим окопы. То там, то тут куски дымящегося человеческого мяса валяются. Оторванными руками и ногами усеяно то перепаханное вдоль и поперёк воронками поле. Поминай как звали…
