— Откуда-откуда… Догадался!
— И что? Ты… ты… рассказал им?
— Кому?
— Ну… в школе… Виоле, остальным…
— Нет, Леха. Я ничего никому не рассказал.
С минуту Леха Тюленько переваривал услышанное. А затем… бросился к Денису обниматься, ну точь-в-точь как футболисты после забитого в неприятельские ворота гола.
— Друг! Ты настоящий, настоящий друг! Спасибо, Денька! Спасибо! Даже и не знаю, как сказать… как благодарить!
— Эй-эй! Постой! Да постой же ты, Леха! — едва отбился от дружеских излияний чувств Денис. — Во-первых…
— Что? — сияя идиотской улыбкой, спросил Тюленько.
— Во-первых, никакой я тебе не друг…
— Так ты сказал им, что ли? — голос его помертвел, а выражение лица враз превратилось из ликующего в обреченное.
— Нет. Но ты меня не дослушал. В общем, во-первых, никакой я тебе не друг. Никогда мы с тобой друзьями не были. Друг у меня — Тигра. А ты мне только приятель. И, между прочим, у Джека Лондона написано, что между этими двумя словами такое же расстояние, как между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком. Но я все равно им не сказал. Хотя они очень и очень меня об этом просили. И даже заставляли!
— Но тогда почему…
— Потому, что это подло — выдавать товарищей. Даже когда товарищи сами погрязли в подлости.
— Это тоже у Джека Лондона написано? — серьезно спросил Леха. (Его очень впечатлило выражение «погрязли в подлости».)
— Написано. Почти.
Леха покраснел и отвел взгляд — якобы затем, чтобы посмотреть, как Баксик гоняет по кустам жалкого карликового пинчера, каждая нога которого была чуть толще зубной щетки. А на самом деле потому, что ему было очень стыдно.
— Зачем же ты пришел? — наконец спросил он.
— Чтобы ты дал мне честное слово. Честное слово, что больше никогда так не будешь делать.
С минуту Тюленько лишь тихо сопел и переступал с ноги на ногу. А затем тихо сказал:
— Даю. В смысле — слово.
— Но это еще не все. Я хочу, чтобы ты извинился перед Виолой.
— Извинился? — с неподдельным трепетом спросил Тюленько.
— Извинился.
— Но тогда же все узнают… Она же расскажет всем! Нет, нет, только не это, пожалуйста! Не надо этого, Деня! Моя мама… Она… Я даже не знаю, что она сделает!
— Раньше надо было думать про маму, — сурово сказал Денис.
— Да идиот я… самый настоящий идиот… Просто зло меня взяло на нее, на Виолу, в смысле. Я подумал, что надо ей перцу задать. Теперь, конечно, вижу, что слишком это было…
— Ладно. Я уже придумал, как тебе извиниться.
— Как?
— Напиши Виоле письмо с извинениями. Так мол и так, раскаиваюсь. Сильно сожалею. Извините меня, пожалуйста. Больше так не буду. Напишешь — и отправишь его по почте.
