Включилось радио, искатель прошелся по диапазонам, останавливаясь на пару секунд на каждой работающей станции, потом ему понравился симфоджаз, там он и остался. Потом раздались шлепки босых ног по линолеуму, приблизились, остановились, и молодой голос произнес:
— Дя-дюш-ка!
И с этим голосом вернулось ноющее ощущение уже сделанной и потому непоправимой ошибки.
Впрочем, что значит — непоправимой? Непоправимой может быть ошибка, ведущая к немедленной насильственной смерти игрока — все остальное поправимо…
Вы уверены?
Пока — да.
Пока — что?
Пока меня не убедят в обратном.
Ну хорошо…
— Да, — сказал Андрис, и голос его был липкий. — Да, конечно.
Наконец, он смог открыть глаза. Было светло, и на светлом фоне был темный провал двери, и в этом провале, небрежно опираясь на край его, стоял голый по пояс парень, напоминая своим видом о том, что время не ждет, лицо знакомое… Тони, вспомнил Андрис и вспомнил, наконец, все.
— Доброе утро, племянник, — сказал Андрис.
— Как интересно, — сказал племянник. — А мне мерещилось, что уже давно день.
— М-да? — Андрис поднес к глазам часы. Было без четверти два. — И правда, интересно. Мне еще не приходилось вот так начинать дело.
— Я тоже не думал, что увижу что-то подобное, — сказал племянник.
— Ты всегда такой ехидный? — спросил Андрис.
— Нет, только когда голодный.
— Ясно… — пробормотал Андрис, выдирая себя из кровати. Боли не было. — Ясно… следствию все ясно…
Следствию, подумал он. Чего захотел. Вряд ли по этому делу может быть следствие… так, конфиденциальное расследование для узкого круга лиц… частный детектив, вот ты кто на данный момент, хотя и прикрывает тебя крокодил самого крупного калибра… «крокодайл-магнум»… А вот если я действительно что-то сотворю — прикроет или нет?.. интересно бы попробовать… Он знал, что пробовать не будет.
— Ну, дядюшка? — за завтраком (бутерброды и чай) спросил его Тони. — Займемся ли делом?
— Ты меня хоть посвяти, — сказал Андрис. — А то я ведь решительно не знаю, чего ты тут успел без меня напроказить…
Тони было двадцать два года, до двадцати он служил в полиции города Эвихауэн — чтобы не идти в армию, — а потом поступил на юридический. В первых числах сентября Присяжни вызвал Тони к себе и сказал, что, возможно, понадобится его участие в сложном расследовании. С подачи Присяжни Тони снял эту квартирку — якобы дядюшка дал денег — вот вы, дядюшка, и дали, спасибо! — а потом на него завели дело как на второстепенного участника одной большой валютной махинации. Деканат, разумеется, тут же затеял отчисление, придумывая всякую чушь вроде неуспеваемости, непосещаемости и чуть ли не аморального поведения, все это шито белыми нитками и потому, конечно, тянется вяло. Короче, дядюшке следует немедленно идти к декану и уламывать его, а не уломав, идти к ректору…
