А Жулька всё это время, пока шла воронья драчка, сидела у дверей дома, наблюдала за происходящим. Когда вороны улетели, она побежала на свою заветную грядку и конечно же ничего там не обнаружила.
«Ворона ты, ворона! — сказал я своей дворняге. — Проворонила ты свою косточку!» И Жулька виновато поглядела на меня, будто поняла свою оплошность.
Летом в деревне вот какое происшествие случилось. Бодливая корова своим острым рогом распорола коню шкуру на груди, в том месте, где засупонивают хомут. Раненое животное с большим трудом поймали и завели в конюшню. Вскоре прибежала ветеринарша. Увидев в руках у неё бутылку водки, я подумал, что она хочет угостить мужиков, чтоб подержали коня, когда будет зашивать рану. Ан нет! Водка была предназначена пострадавшему.
Мужики, натягивая уздечку на стреноженного коня, задрали лошадиную морду к самому потолку и влили в пасть ему всю бутылку горького зелья. У бедного животного даже ноги подкосились. А через несколько минут и ветеринарша приступила к делу: сделала коню укол, обмыла рану и крепкими нитками зашила её.
Вернувшись в город, я сразу же воспользовался опытом колхозных ветеринаров, почерпнутым, как мне стало известно, у цыган. Надо было подстричь когти моей дворняге Жульке. Бегать ей мешали, но сами не обламывались. Недолго думая влил я своей собачке между клыков стопку «Соловецкой». Ждать пришлось недолго. Стала моя подружка как шёлковая. Она спокойно взирала, как я ей когти карнаю. Только тихонько постанывала, то ли от слабой боли, то ли от кайфа.
КАМЕНЬ С ДОРОГИ СДЕЛАЛ НОГИ
К старому кооперативу прирезали ещё одну дополнительную линию, тридцать третью. Разметили участки. Новосёлу Грише место досталось в конце линии, на угоре — на зависть другим дачникам. Одно огорчало Григория: дорога туда была ещё не подсыпана, точнее, совсем дороги не было. А он в первое же лето решил завезти стройматериалы на дом, благо, что покупка бруса, досок и прочего материала была совершена по дешёвке в колхозе, который на откуп дачникам отдал почти новое общежитие.
И решил Григорий воспользоваться дорогой соседей. По тридцать второй линии провёз он первую машину бруса. Когда поехал за вторым рейсом, на дорогу выбежали две женщины.
— А ты строил эту дорогу, чтобы по ней ездить? Мы тут мильоны положили! Больше не проедешь, оглоед!
Последнее слово очень обидело Григория. Попытался вразумить женщин, но не получилось. Они и слушать его доводов не стали.
