Первым тишину нарушил Герман.
– Мне опять было видение, – простонал он, хватаясь за голову. – Опять трупы! Трупы и убийства! И кровь, кровь, кровь! Сколько можно?! С тех пор, как попал сюда, в эти чертовы пещеры, постоянно что-то мерещится!
– Не только тебе, – кивнула Маша. – Ты думаешь, нас не мучают такие сны наяву? Постоянно, друг мой. Лада говорит, все дело в дурной энергетике.
– В чем?
– На станциях убивали, расчленяли и ели людей. Вся боль, весь ужас, который они испытывали, остались тут.
– Остались тут? – космонавт завертел головой, словно хотел увидеть, как вокруг летают ужасы. – Разве это возможно?
– Меньше задавай такие вопросы, – Мышка сегодня была жесткой, как никогда. – Это есть, и с этим надо считаться. Иначе не выжить. Тут, в метро, призраков столько, что они толкаются локтями. Именно тут они обычно и являются. Но не суди о нашем мире только по его изнанке. Пойдем. Я покажу тебе настоящую красоту.
Девушка взяла Германа за руку и увлекла за собой в зал Анакопия.
Федя остался на станции один. Он был бледен, но губы мальчика улыбались.
– Жизнь и смерть, они идут здесь рука об руку, – процитировал сын вождя слова своего отца.
* * *
«Зал Анакопия – главный бриллиант в пещерной диадеме!», «Настоящий белокаменный дворец!», «Перед ним меркнут все другие подземные красоты!» – так расхваливали самую глубокую и самую волшебную из пещер Нового Афона бесчисленные буклеты, проспекты, брошюры.
Это был тот редкий случай, когда реклама не врала.
Люди восхищались красотой зала Анакопия с того самого дня, когда первые спелеологи, Гиви Смыр, Борис Гергевада, Зураб Тинтилозов и Арсен Окроджанашвили, рискуя жизнями, спустились сюда по узким ходам-колодцам. Это были отчаянные, смелые люди.
И именно им, первым из смертных, открылись спрятанные в недрах горы чудеса.
Над головами людей раскинулся лес из сотен разноцветных сталактитов. Ветер не трепал вершины этих «деревьев», и птицы не порхали среди ветвей. Этот лес застыл раз и навсегда в безмолвном, торжественном оцепенении, вечном, как сама Земля. Дальше по стенам ниспадали к самому полу изящными складками занавески, придающие залу сходство с пещерой Али-Бабы. Отдернуть бы эти театральные кулисы, но нельзя – занавесы тоже каменные, созданные миллионами стекающих с потолка капелек.
Но все эти красоты меркли в сравнении с главным чудом зала Анакопия – Каменным водопадом.
Движение и оцепенение, миг и вечность, могильная тишина и ласкающая слух мелодия – все это слила воедино хитрая волшебница по имени матушка-природа. Мощные струи, девственно белые, точно молоко матери, вырываются бурным потоком из расщелины скального свода. Кажется, еще немного – и всю пещеру затопит каменный поток. Но нет. Лишь на какие-то сантиметры век за веком опускается водопад к земле. Он застыл, точно, едва вырвавшись на волю, получил строгий приказ: «Замри!»
