— Как-то там наши мамы? — сказала Тамара. Была середина декабря, и по радио передали, что наши войска освободили Калинин. — А твоя мама вернется в город?
— Думаю, что да. Я ее до сих пор разыскать не могу.
Тамара докурила папиросу, вышла в коридор и вернулась с охапкой сухих дров. Медленно и обстоятельно заложила их в печку, затопила, разгорающееся пламя высветило ее складную маленькую фигурку, обтянутую гимнастеркой и военной юбкой. Я с нежностью думал, что теперь это близкое и родное мне существо. И вдруг вспомнил, что завтра — в тыл врага.
Дрова в печке полыхали и гудели. Тамара разогнулась, поправила гимнастерку:
— Я хочу тебя попросить. Обещай, что исполнишь.
— Обещаю.
— Знаешь, поздно теперь об этом говорить, но я не могу быть разведчицей. Я должна была написать рапорт, но у меня смелости не хватило.
— Ну что ты?
— Я боюсь, боюсь, боюсь… Я не выдержу, если бить будут, если пытать… — она заплакала.
— Выдержишь, моя хорошая! Ты смелая и умная. И кто нас бить будет? Мы им не попадемся. Все будет хорошо.
— Пообещай, пообещай мне, — просила Тамара, — если попадем к немцам в руки — застрели меня!
Вот так, сперва счастливо и радостно, потом горько и страшно прошла ночь.
…Проснулись мы в десятом часу. Тамара была веселой и озорной, день пролетел, как час, к вечеру мы оделись, еще раз проверили снаряжение, полистали документы и справки, припомнили адреса и пароли — и в десять вечера были на аэродроме.
Уже в воздухе Тамара придвинулась ко мне и прокричала:
— Спасибо тебе, Костя, за все! Прошу, не забудь…
Я кивнул, мы погрузились в молчание — чего греха таить: страшно было…
Пилот открыл люк, подошел к Тамаре и прокричал:
— Сестренка, буду ждать возвращения. Найдешь меня: старший лейтенант Михаил Кожухов, запомни!
Тамара улыбнулась и пошла первой. Я прыгнул следом, и мне показалось, что я услышал крик: «Игорь!»
Меня охватил мрак, страх и холод. Потом удар и плавный спуск.
Гул самолета слышался очень далеко. Земля приближалась, я летел на что-то белое, огромное, и вот… поволокло по земле боком, парашют надувался и вырывался из рук, словно сильное живое существо. Усмирил я его, только застряв в невысоком густом кустарнике вместе с парашютом.
Ночь была безлунная, темная, но яркий белый снег давал возможность видеть на большом расстоянии.
Я зарыл парашют в кустах, вылез из чащобы, оказалось, что за кустами дорога, санный путь — довольно плотный, накатанный. Дальше был виден лес. И вдруг я услышал голос Тамары. Я отозвался и побежал, она как-то сразу возникла из снега, и я прижал ее к себе. Ну, слава богу, все в порядке… А она гладила мое лицо, сняв рукавицу с руки. Я засмеялся счастливо, вдруг показалось, что все будет хорошо, легко и не страшно.
