Танцпол у веранды сверкал досками, заботливо очищенными от снега. Трудно было поверить, что всего каких-то три месяца назад здесь убили человека. Вдруг сзади раздались громкие звуки музыки. Я оглянулась: из-за веранды вышел мужчина с гармошкой в руках.
— А ну-ка живо танцевать! Такой прекрасный день! Или современная молодежь не умеет танцевать польку?
— Что он говорит? — испуганно спросил Юрий.
— Велит нам танцевать.
— Танцы на могиле, — мрачно произнес Юрий.
Да, тащить его на место убийства было не лучшей идеей. Человек с гармошкой подошел ближе и поинтересовался по-английски, туристы ли мы.
— This very famous Finnish song,[4] — продолжил он, и я молча кивнула.
С какой стати я попросила бы его прекратить? Не произнеся ни слова, мы с Юрием отправились вниз по скалистой тропинке на берег, где стояла ветряная мельница.
Мы все еще держались за руки, из-за чего двигаться в снегоступах было довольно сложно.
— Не забудь про пистолет, — напомнила я, когда мы наконец вышли на дорогу и сняли снегоступы. — Достань его поскорее, а Рейска отнесет Лайтио. Вы с Сюрьяненом, случайно, не собираетесь в ближайшее время в Россию?
— Для этого не обязательно ехать в Россию, у меня есть нужные связи и в Хельсинки. Но кто будет за него платить, я?
— Да. И это небольшая цена за свободу. Раз у тебя есть средства ездить на «ягуаре», то и купить револьвер для тебя не проблема.
— Неужели нет другого пути, кроме как застрелиться? Ведь есть же и другие способы.
— Нет. Умереть от одного выстрела с сигарой в зубах — вот единственная смерть, достойная полицейского.
Лайтио словно почувствовал, что мы говорим о нем. Звякнул телефон: от него пришло сообщение.
«Я подключил своего знакомого. Тот выяснил, что эти ненормальные психиатры решили выпустить твоего отца из тюрьмы, чтобы он попробовал вкус свободы. Так что у него будут настоящие пасхальные каникулы».
Я не смогла сдержать тяжелый вздох.
— Что на этот раз? — тут же поинтересовался Юрий.
— Новости про моего отца. Ему собираются дать отпуск. Процесс освобождения уже запущен.
— Да он же целую вечность просидел в тюрьме. Больше десяти лет!
— Не в тюрьме, а в закрытой психиатрической лечебнице. Он опасный психопат, которого следует держать под замком до конца его дней.
— Боишься?
— Не за себя. Я, как ты знаешь, всегда могу за себя постоять. Кстати, а что Сюрьянен с Юлией собираются делать на Пасху? Мне надо будет уехать в Туусниеми.
То, что отец находился на излечении в Куопио, а не в Турку, означало, что врачи не считали его безнадежным и полагали, что при правильном медикаментозном лечении он вернется к нормальной жизни. А они не думали, что может случиться, если он вдруг забудет принять свои лекарства?
