Мистер Мори, до сих пор остававшийся в тени, не смог промолчать:
— Но сделай они это, никакой унии не было бы?
— Почти наверняка — да. Тем более что четверо дворян из графств Ангус и Перт предложили сделать то же самое, — сказал граф.
— Святая кровь Христова! — воскликнул мистер Мори. — Почему же они не сделали этого?
Молодой граф и его мать быстро переглянулись.
— Их отговорил от этого человек, мнение которого они ценят.
— Кто?
— Его сиятельство герцог Гамильтон.
— Я не верю! — тут же отозвался полковник Хук.
— Мне доподлинно известно, что это так, — заверил его граф. — Также мне известно и то, что ваш друг герцог, который эти два месяца с таким нетерпением ждал вашего прибытия, едва вы ступили на шотландскую землю, сменил тон. Каждому, кто готов его выслушать, он теперь заявляет, что вы прибыли слишком поздно, что король уже забыл о своем народе и мы более не можем надеяться на его возвращение.
— Ложь!
Рука графа легла на рукоять сабли, но тут вмешалась графиня и встала между двумя мужчинами.
Примиряющим тоном она произнесла:
— Я же говорила вам, полковник, многое переменилось после вашего последнего пребывания в Слэйнсе.
— Да уж. — Он отвернулся. Бледность и тревогу, разлившиеся по его лицу, уже нельзя было целиком приписать болезни.
Граф сказал:
— Я помню, полковник, о вашей давней дружбе с герцогом, но его речи оскорбляют многих, а тайные интриги с посланником королевы Анны в Шотландии усиливают недоверие наших благородных друзей. Первым об их темных делишках узнал герцог Атол, который, как вам известно, человек честный. Он не замедлил призвать к ответу герцога Гамильтона. Тот поначалу все отрицал, но, когда герцог Атол предоставил простые и неопровержимые доказательства, ему пришлось сознаться, хотя ему и удалось убедить Атола, что преследовал он одну цель: ввести в заблуждение англичан. Как вы понимаете, эта отговорка никого не удовлетворила. Привело это к тому, что большинство его бывших друзей открыто разорвали с ним отношения, и лишь немногие из нас не отказали ему от дома. Сейчас доверие к нему строится только лишь на словах, прозвучавших из вашего двора в Сен-Жермене. Король Яков вполне понятно выразился, что никто в Шотландии не должен открыто объявлять о своих взглядах, пока этого не сделает герцог Гамильтон, и что все мы должны следовать его указаниям, поскольку ему благоволит наш король.
— Я полагаю, — сказал Хук, — эти указания были повторены в письмах с известием о моем прибытии, которые были посланы и вам, и всем остальным.
