Ровена расхаживала по спальне, кутаясь в шаль, едва замечая новый, зеленый с золотом ковер от Морриса.[6] С последнего визита покои претерпели значительные изменения: обои с махровыми розами заменили зелеными с плющом, а темную антикварную мебель — современной, из полированной горной сосны.
Но даже элегантная отремонтированная комната не могла скрыть тот факт, что Ровена чувствовала себя лисицей, загнанной в нору, — загнанной непривычной ответственностью, положением в обществе и принадлежностью к женскому полу. Дядя забрал всю власть, а у нее не было никакой. И она, и Виктория, и Пруденс превратились в беспомощных марионеток вроде Панча и Джуди, полностью подчиненных кукловоду.
Когда Ровена принимала ванну, к ней по пути в свою комнату заглянула Виктория и с полным упрека взглядом описала каморку Пруденс. Как будто Ровена могла это изменить.
Или вообще хоть что-то сделать.
Вконец раздосадованная, Ровена распахнула сундук, чтобы выбрать подходящее вечернее платье. Почему ее вещи до сих пор не распаковали? Где горничная?
Ровена замерла, в горле образовался комок. Ее горничной была Пруденс.
— Проклятье! — пробормотала она, извлекая черное шелковое платье с кружевной верхней юбкой.
В дверь осторожно постучали. Ровена бросила платье на кровать и в домашнем капоте направилась к выходу. Она была не в том настроении, чтобы принимать посетителей. На пороге стояла Пруденс в простой полосатой блузке, едва сходившейся на груди, и черной юбке, болтавшейся на стройных бедрах. Обе на миг застыли. Слишком многое изменилось с тех пор, как они расстались нынешним полднем.
— Можно войти? — спросила Пруденс.
Она стояла прямо, с достоинством, но глаза были красные, будто заплаканные.
У Ровены сжалось сердце, и нерешительность как рукой сняло.
— Дуреха. Заходи. — Она втащила Пруденс в комнату, захлопнула дверь и обняла ее.
— Прости, ради бога. Я не знала, что так получится.
Пруденс коротко обняла ее в ответ, затем отступила.
— Это не навсегда, — ответила она.
Ровена кивнула, хотя тон Пруденс показался ей фальшивым.
— Я что-нибудь придумаю, обещаю. — И тут же невидимая петля затянулась туже. — Просто… сейчас я не знаю, что делать, — прошептала она и обхватила себя руками.
