Макмейн спросил себя, почему его это так волнует. Если никто не беспокоился по данному поводу, почему же ему до этого есть дело? Он отогнал от себя ненужные мысли и взял со стола вопросник, специально составленный для утреннего допроса керотийского генерала. Вряд ли он будет полезен.
Проглядел список других дел на день. Похоже, что обычный допрос керотийского генерала обещал быть самым интересным заданием.
Он быстро спустился в подземный этаж здания. Здесь находилось небольшое тюремное отделение, где и содержался захваченный офицер. Караульные равнодушно приветствовали его, когда он зашёл. Для них в повседневном допросе не было ничего интересного.
Макмейн отпер дверь тюремной камеры и вошёл. Он поздоровался с керотийским генералом. Должно быть, он был единственным из офицеров, кто делал это, он в этом не сомневался. Остальные относились к пленному генералу как к обычному преступнику. Более того, они относились к нему как к мелкому мошеннику или карманному воришке — преступнику самого низкого пошиба.
Генерал Таллис встал, как всегда, и ответил на его приветствие.
— Допрое утро, полкофник Макмейн, — произнёс он. В керотийском языке недоставало многих согласных, которые есть в английском и русском, и в результате Таллис сильно шепелявил и оглушал звонкие звуки. Английское «р», такое, как в словах «ром» или «крыса», у него вовсе не получалось; он мог произнести его только на манер немецкого гортанного «р». Носовые «м» и «н» были не так ярко выражены, как в английском, но вполне различимы.
— Доброе утро, генерал Таллис, — отозвался Макмейн. — Садитесь. Как вы себя сегодня чувствуете?
Генерал снова присел на свою жёсткую койку, стоявшую рядом с единственным стулом, что составляло всю обстановку маленькой камеры.
— Насстолько хорошо, нассколько это фозможно. У меня слишком мало опыта… Я, как бы это сказать? Я стал софершенно кротким. Кротким? Так прафильно?
— Правильно. Вы хорошо выучили наш язык за такой короткий срок.
Генерал не поблагодарил его за комплимент, только пожал плечами.
— Когда от этого зафисит тфоя жизнь, фыучишь.
— Значит, вы полагаете, что ваша жизнь зависит от того, насколько хорошо вы изучили наш язык?
Оранжевое лицо генерала искривила усмешка.
— Разумеется. Фаши люди не шелают учить керотийский. Если же я не смогу отвечать на фопросы, какой от меня толк? Пока я полезен, я буду жить. Расве не так?
Макмейн решил, что сейчас самое время ошарашить керотийского офицера.
