— Матушка моя, сидит… Своем глазом поглядите: у огонька сидит!.. Ох, до смертушки мы все перепугались…
— Да, может, кучер ихний сидит?
— Ох, нет… С бородой мужчина…
Это был уже весь «брусничный монастырь», столпившийся в наших сенях, как стадо овец. Иван Васильич в одной рубахе выглянул в окошко и проговорил:
— И то кто-то сидит, леший его задери…
Во дворе, заслышав суматоху, Юлка выбивалась из сил и с приступом бросалась в ворота. Иван Васильич, не торопясь, оделся. Я последовал его примеру.
— Разбудите Гагару… — шепотрм приказывал он жене… — Мы его изловим, каналью… Вот еще притча какая…
— Да, может, он не один? — боязливо шептала хозяйка. — Как ножом полыхнет — вот и вся тут…
— Ну, ну, полыхнет… Не твоего ума дело!..
Иван Васильич опять выглянул в окошко: нет, сидит он у самого пепелища… Уж не оборотень ли какой?
III
Мы устроили настоящую засаду: я занял ответственный пост у ворот, Гагара должен был обойти со стороны дороги и отрезать отступление, Иван Васильич перелез через забор прямо в лес и оттуда должен был открыть атаку на неприятеля. Юлка неистовствовала у ворот, монахини заперлись в избе на крючок, а он продолжал сидеть у едва тлевшего огонька и преспокойнейшим образом подбрасывал в него щепочек. В приотворенную калитку я видел широкую согнутую спину и голову без шапки. Раздался сигнальный свист, и мы открыли наступление. Первой бросилась на приступ Юлка.
— Эй, кто есть, жив человек, сдавайся!.. — кричал Иван Васильич, показываясь из лесу с ружьем в руках.
Молчание. Одна Юлка с визгом наступает на сгорбленную фигуру у огня и раза два, кажется, успела хватить зубом.
— Да ты умер, что ли? — слышится недоумевающий голос Ивана Васильича. — Сдавайся!
Мы с трех сторон подходим к огню, и Иван Васильич схватывает незнакомца полицейским приемом — за плечи сзади.
— Кто таков человек?
— Живой человек… — отвечает наконец незнакомец слабым, охрипшим голосом.
— Откуда взялся?
— Из лесу…
— Как зовут?..
— Косач… птица… бруснику ел, листвень ел, мох ел — и вышел косач.
— Видим, что птица… — спокойно говорит Иван Васильич. — Бродяга?..
— Около того… Говорят тебе: косач.
— Зачем ночью подходишь, дьявол? А как я бы да тебя хлсбыснул пулей…
— И стреляй… Сбился с дороги… отощал… три дня хвою да грибы ел… Вот огня не было, ноги не держат…
— От артели отстал?.
— От артели… боялся днем-то подойти…
Пленный был приведен в избу. При огне он оказался тщедушным мужиком с горбатой спиной и зеленым, испитым лицом. Один глаз вытек, а на его месте оставалось одно закрытое веко. Весь костюм состоял из одной заношенной рубахи, пестрядинных портов и какого-то отрепья на плечах. Войдя в избу, он перекрестился и проговорил:
