— Это ужасно, Эртёръ! Стыдно судить такъ о женщинѣ, о христіанахъ! О мои душечки! мои радости! продамъ ли я васъ? говоритъ молодая мать, прижимая къ своему сердцу маленькое пискливое созданьице съ голубыми ленточками на плечикахъ, съ ручками, къ которымъ только-то привита была оспа, и въ премиленькихъ красныхъ башмачкахъ: — продамъ ли я васъ! говоритъ мама.
Маленькій Эрти кричитъ, а маленькая Нелли поднимаетъ глазки съ своихъ игрушекъ съ изумительнымъ и плаксивымъ выраженіемъ.
Мнѣ стыдно сказать, что значитъ кромѣ того; но дѣло въ томъ, что молодой Улькомъ лейб-гвардеецъ, получившій въ наслѣдство огромное имѣніе въ Вест-Индіи и нѣсколько капель той чорной крови, которая внушаетъ мущинѣ природное пристрастіе къ бѣлокурымъ красавицамъ, устремилъ свои опаловые глаза на свѣтлорусую Агнесу; онъ безпрестанно танцовалъ съ нею; а когда коляска мистриссъ Туисденъ показывалась въ Гайдъ-Паркѣ, вы могли бы видѣть пару самыхъ изящныхъ жолтыхъ лайковыхъ перчатокъ, играющихъ поводьями, пару красивыхъ сапоговъ, слегка касающихся стремянъ, великолѣпную лошадь, исполняющую самые граціозные прыжки, а на великолѣпной лошади красиваго, низенькаго человѣка съ яркимъ пунцовымъ цвѣткомъ въ петлицѣ, съ блестящими опаловыми глазами, съ смуглымъ цвѣтомъ лица и съ волосами такими чорными и курчавыми, что, право, въ Южныхъ Американскихъ штатахъ ему надѣлали бы грубостей на желѣзной дорогѣ [25].
Но въ Англіи мы не таковы. Въ Англіи Гренвилль Улькомъ человѣкъ и братъ. Говорятъ, что половина Арроурутскаго острова принадлежитъ ему, кромѣ Мэнгровскаго замка въ Гертфордширѣ, и такихъ же имѣній въ другихъ графствахъ, и прекрасный домъ въ Лондонѣ. Его называютъ Чернымъ Принцемъ за кулисами многихъ театровъ; дамы киваютъ ему головой изъ тѣхъ колясокъ, о которыхъ, вы понимаете, не слѣдуетъ говорить. Слухи о его огромномъ богатствѣ подтверждаются тѣмъ извѣстнымъ фактомъ, что Чорный Принцъ скупъ и любитъ разставаться съ своими деньгами не иначе, какъ для собственныхъ своихъ удовольствій. Когда онъ принимаетъ въ своемъ деревенскомъ домѣ, угощеніе его, однако, очень великолѣпно. Ему льстили, его ласкали всю жизнь; нѣжная мать позволяла ему дѣлать всѣ, что онъ хотѣлъ; а такъ-какъ учиться онъ не хотѣлъ, то надо признаться, что его литературное образованіе не весьма обширно и что даже пишетъ онъ съ ошибками. Но въ управленіи своими денежными дѣлами онъ очень проницателенъ и искусенъ. Лошади его стоятъ ему гораздо менѣе, чѣмъ какому бы то ни было молодому человѣку въ Англіи, имѣющему такихъ хорошихъ лошадей. Ни одному торгашу не удалось обмануть его; и хотя омъ нѣсколько скупъ на деньги, однако, если какое-нибудь желаніе сильно овладѣвало имъ, никакая сумма не останавливала его. Напримѣръ, когда онъ купилъ… но оставимъ въ покоѣ скандалёзныя исторіи. Какое дѣло намъ до прошлаго? Докторскій сынъ, имѣющій тысячу фунтовъ въ годъ годового дохода, можетъ считаться прекрасной партіей въ нѣкоторыхъ кружкахъ, но, vons concevez, не въ высшемъ обществѣ. А милая, образованная, уважаемая женщина — развѣ не знаетъ какъ прощать многіе недостатки нашего пола? А лѣта? фи! Она увѣнчаетъ мою плѣшивую голову розами своей юности. А цвѣтъ лица? Какой контрастъ пріятнѣе и трогательнѣе золотистыхъ локоновъ Дездемоны на смугломъ плечѣ Отелло? А прошлая жизнь, преисполненная эгоизма и проведенная въ дурномъ обществѣ? Приди хоть отъ свиней, мой блудный сынъ, и я очищу тебя! Это называется цинизмомъ, знаете? Стало быть и жена мой циникъ, когда прижимаетъ своихъ дѣтей въ своему чистому сердцу и молится милосердому Небу, чтобы оно уберегло ихъ отъ эгоизма, отъ суетности, отъ безумія, отъ злой жадности.
