Допустимъ опять, что отецъ Филиппа имѣлъ причины сердиться на сына и сожалѣть о наклонностяхъ его къ низкому обществу; но, съ другой стороны, молодого человѣка можно нѣсколько извинить за его глубокое отвращеніе къ его домашнему кружку, который нагонялъ за него скуку.
— Ей-богу! кричалъ онъ, дёргая себя за волосы и усы и съ разными свирѣпыми восклицаніями по своему обыкновенію:- мнѣ такъ тошно отъ торжественности этой аффектаціи, что такъ и забираетъ охота опрокинуть миску на голову старика бишопа, а судьѣ барону Бёмпшеру дать оплеуху лопаткой баранины. У моей тётки точно такая же аффектація, только можетъ быть поискуснѣе; но, о Пенденнисъ! если бы вы могли знать, какая тоска терзаетъ мое сердце, сэръ, какъ коршунъ грызётъ, эту проклятую печонку, когда я вижу, что женщины — женщины, которымъ слѣдовало бы оставаться чистосердечными, которымъ слѣдовало бы походить на ангеловъ — женщины, которымъ слѣдовало бы ни знать другого искусства, кромѣ умѣнья услаждать наши горести и утѣшать насъ въ печаляхъ — ползаютъ, раболѣпствуютъ, хитрятъ; холодны къ этому, унижаются передъ тѣмъ, льстятъ богатому и равнодушны въ тому, кто занимаетъ невысокое мѣсто въ свѣтѣ. Говорю вамъ, что я видѣлъ всё это, мистриссь Пенденнисъ! Я не стану называть имёнъ, но я встрѣчалъ такихъ женщинъ, которыя заставили меня состарѣться преждевременно — сдѣлаться столѣтнимъ старикомъ! Сокъ жизни изсякъ во мнѣ (тутъ мистеръ Филь опорожнилъ полный стаканъ изъ ближайшаго графина). Но если я люблю то, что вашему мужу угодно называть низкимъ обществомъ, это потому, что я видѣлъ другое общество. Шатался я на знатныхъ вечеринкахъ, танцовалъ на аристократическихъ балахъ. Видалъ я матерей, которыя сами подводятъ дочерей къ дряхлымъ развратникамъ и готовы пожертвовать ихъ невинностью для богатства и титула. Атмосфера этихъ вѣжливыхъ гостиныхъ душитъ меня. Я не могу преклонять колѣнъ передъ отвратительнымъ маммоной. Я хожу въ толпѣ такъ одиноко, какъ въ пустынѣ; и тогда только вздохну свободно, пока табакъ не прочиститъ воздухъ около меня. Мужъ же вашъ (онъ разумѣлъ писателя этихъ мемуаровъ) не можетъ преодолѣть себя; онъ свѣтскій человѣкъ; онъ отъ земли, земной. Если какой-нибудь герцогъ пригласитъ его обѣдать завтра, паразитъ признается, что онъ пойдётъ. Предоставьте мнѣ, друзья мои, мою свободу, моихъ грубыхъ товарищей въ ихъ будничныхъ платьяхъ. Я не слышу такой лжи и такой лести отъ тѣхъ, кто куритъ трубки, какія вырывались у людей въ бѣлыхъ галстухахъ, когда я бывалъ въ свѣтѣ.
