Мы входимъ въ комнату перваго этажа, гдѣ среднее окно сдѣлано выше прочихъ, чтобы пропускать свѣтъ сверху, и подъ этимъ свѣтлымъ лучомъ мы усматриваемъ голову нашего стараго друга, мистера Джона Джэмса Ридли, академика. Время нѣсколько поубавило его густыя кудри и преждевременно усеребрило его голову. Лицо его поблѣднѣло; пылкая, чувствительная рука, держащая кисть и палитру, очень худа; глаза обведены линіями нездоровья, а можетъ быть и заботъ, но глаза свѣтлы попрежнему; а когда они глядятъ на полотно, на модель, которую онъ переводитъ на него, они чисты, проницательны и счастливы. У него очень пріятный голосъ для пѣнія; онъ распѣваетъ за работой, или свиститъ, улыбаясь. Онъ заставляетъ свою руку совершать маленькіе подвиги искусства и улыбается съ ребяческимъ удовольствіемъ своей безпримѣрной быстротѣ въ работѣ. Я видѣлъ какъ онъ нарисовалъ въ одной изъ своихъ картинъ великолѣпную серебряную фляжку съ старой оловянной горчичницы; видѣлъ какъ онъ писалъ шерсть животнаго, складки и цвѣты на парчѣ и тому подобное, съ полнымъ удовольствіемъ, удовольствіемъ, продолжавшимся съ утра до вечера, и въ это время онъ быль такъ занятъ своею работою, что не находилъ времени съѣсть сухарь или выпитъ стаканъ воды, приготовленные для его умѣреннаго завтрака. Онъ съ жадностью пользовался послѣднею минутою свѣта и никогда, безъ сомнѣнія, не могъ оторваться отъ своихъ картинъ. Быть живописцемъ и совершенно владѣть своей кистью, я считаю одною изъ suimna bona жизни. Счастливое соединеніе ручной и головной работы должно сдѣлать это занятіе необыкновенно пріятнымъ. Въ ежедневной работѣ должны случаться безконечныя восхитительныя затрудненія и возможность выказать своё искусство.
Подробностямъ этихъ доспѣховъ, этой драпировки, блеску этихъ глазъ, пушистому румянцу этихъ щокъ, брилліантамъ на этой шеѣ, надо задавать сраженія и одерживать побѣды. Каждый день должны случаться критическія минуты великой борьбы и торжества, и эта борьба и эта побѣда должны и укрѣплять и приносить удовольствіе, точно такъ, какъ галопъ черезъ поле всаднику, ѣдущему на прекрасной лошади, который знаетъ, что его мужество и его лошадь никогда ему не измѣнятъ. Это сильныя ощущенія, возбуждаемые игрою, и чудное наслажденіе, доставляемое выигрышемъ. Никто, я думаю, не пользуется болѣе живописцевъ этою дивною наградою за свои труды (можетъ быть игрокъ на скрипкѣ съ совершенствомъ и торжествомъ, исполняющій своё собственное чудное сочиненіе, также бываетъ счастливъ). Тутъ есть занятіе, тутъ есть сильныя ощущенія, тутъ есть борьба и побѣда, тутъ есть выгоды. Чего болѣе въ правѣ требовать человѣкъ отъ судьбы? Герцоги и Ротшильды могутъ позавидовать такому человѣку.
