Ссора съ младшей племянницей и равнодушіе его къ старшей (которую его сіятельство имѣлъ привычку называть старой плутовкой) сначала нѣсколько сблизили лорда Рингуда, съ его наслѣдникомъ сэромъ Джономъ Эппльшо; но оба джентльмэна были очень твёрдаго, если не сказать упрямаго характера. Они поссорились за раздѣлъ какого-то маленькаго наслѣдства и оба разстались съ большой враждой и съ ругательствами со стороны его сіятельства, который никогда не стѣснялся въ выраженіяхъ и всякую вещь называлъ ея настоящимъ именемъ, какъ говорится.
Послѣ этой ссоры полагали, что графъ Рингудъ женится, на зло своему наслѣднику. Ему было немногимъ болѣе семидесяти лѣтъ, и прежде онъ пользовался очень крѣпкимъ здоровьемъ. И хотя его характеръ билъ запальчивъ, а наружность не весьма пріятна — потому что даже въ портретѣ сэра Гомаса Лауренса физіономія его весьма некрасива — нечего и сомнѣваться, что онъ могъ бы найти жену между молодыми красавицами въ его родномъ графствѣ, или между самыми прелестными обитательницами Мэй-Фэра.
Но онъ былъ циникъ и, можетъ быть, болѣзненно сознавалъ свою непривлекательную наружность.
— Разумѣется, я могу купить жену, говаривалъ его сіятельство. — Не-уже-ли вы думаете, что не продадутъ дочерей человѣку моего званія и съ моимъ состояніемъ? Поглядите-ка на меня, мой добрый сэръ, и скажите, можетъ ли хоть какая-нибудь женщина влюбиться въ меня? Я былъ женатъ, и одного раза слишкомъ довольно. Я терпѣть не могу безобразныхъ женщинъ; а ваши добродѣтельныя женщины, которыя дрожатъ и плачутъ потихоньку и читаютъ нравоученія мущинамъ, нагоняютъ на меня тоску. Сэръ Джонъ Рингудъ Эппльшо осёлъ и я его ненавижу, по не на столько же, однако, чтобы сдѣлаться несчастнымъ на всю жизнь только для того, чтобы насолить ему. Умру, такъ умру. Вы думаете, много я забочусь о томъ что будетъ послѣ меня?
И съ сардоническимъ юморомъ этотъ старый лордъ проводилъ добрыхъ матушекъ, подставлявшихъ ему своихъ дочерей; онъ посылалъ жемчугъ Эмили, брилліанты Финнѣ, билетъ въ оперу весёлой Кэтъ, религіозныя книги благочестивой Селиндѣ, а въ концѣ сезона отправлялся въ свой огромный, уединенный замокъ на западѣ. «Онѣ всѣ одинаковы», таково было мнѣніе его сіятельства. Я боюсь, что это былъ злой и развратный старый джентльмэнъ, мои милыя. Но — ахъ! не согласится ли женщина на кое-какія жертвы, чтобы исправить этого несчастнаго человѣка, навести это, щедро одарённое природой, погибшее существо на путь правды, обратить къ вѣрѣ въ чистоту женщинъ эту заблудившуюся душу? Онѣ прельщали его пеленами на алтарь для его уингэтской церкви, онѣ искушали его религіозными трактатами, онѣ танцовали передъ нимъ, онѣ перепрыгивали верхомъ на лошадяхъ черезъ барьеры, онѣ причосывались гладко или завивали локоны, соображаясь съ его вкусомъ; онѣ всегда были дома, когда онъ пріѣзжалъ; а намъ съ вами, бѣдняжкамъ, грубо говорили, что ихъ дома нѣтъ; онъ проливали слёзы признательности надъ его букетами; онѣ пѣли для него, а матери ихъ, сдерживая свои рыданія, шептали: — Какой ангелъ, моя Цецилія!
