Отецъ ея былъ человѣкъ изъ низкаго класса, но видѣвшій лучшіе дни; а въ обращеніи бѣдной мистриссъ Брандонъ было столько кротости и простоты, что добрый докторъ до крайности растрогался. Она не имѣла большого образованія, кромѣ того, которое даютъ иногда безмолвіе, продолжительное страданіе и уединеніе. Когда она выздоровѣла, ей предстояло встрѣтить и преодолѣть бѣдность. Какъ будетъ она жить? Докторъ привязался къ ней какъ къ родной дочери. Она была опрятна, бережлива и иногда отличалась такой простой весёлостью. Цвѣтокъ зацвѣлъ, когда солнечный лучъ коснулся его. Вся ея жизнь до-сихъ-поръ леденѣла отъ небреженія, тиранства и мрака.
Мистеръ Монфишэ такъ часто началъ пріѣзжать въ маленькой отверженицѣ, которой онъ помогъ, что я долженъ сказать, что мистриссъ Моифишэ сдѣлалась истерически ревнива и караулила его на лѣстницѣ, когда онъ сходилъ, завернувшись въ свой испанскій плащъ, кидалась на него и называла его чудовищемъ. Гуденофъ также, кажется, подозрѣвалъ Монфишэ, а Монфишэ — Гуденофа. Но докторъ клялся, что онъ никогда не имѣлъ другихъ чувствъ, кромѣ чувствъ отца къ своей бѣдной протежэ, и никакой отецъ не могъ быть нѣжнѣе. Онъ не старался вывести её изъ ея положенія въ жизни; онъ нашолъ, или она сама нашла, работу, которой она могла заниматься.
— Папа всегда говорилъ, что никто не ухаживалъ за нимъ такъ хорошо, какъ я, сказала она:- я думаю, что я могу дѣлать это лучше всего другого, кромѣ шитья, но я болѣе люблю быть полезной бѣднымъ больнымъ. Тогда я не думаю о себѣ самой, сэр.
И къ этому занятію добрый мистеръ Гуденофъ пріучилъ её. Вдова, на который отецъ мистриссъ Брандонъ женился, умерла и ея дочери не хотѣли держать его, отзываясь очень непочтительно о старомъ мистерѣ Ганнѣ, который дѣйствительно былъ слабоумный старикъ, и тогда Каролина поспѣшила на помощь къ своему старому отцу. Эта маленькая Каролина была преспособная. Она скопила нѣсколько денегъ. Гуденофь снабдилъ мистриссъ Брандонъ мёбелью изъ своей дачи, которая была ему не нужна. Она вздумала пускать къ себѣ жильцовъ. Монфишэ снялъ съ нея портретъ. Въ ней былъ свой родъ красоты, которымъ восхищались художники. Когда съ академикомъ Ридли сдѣлалась оспа, она ходила за нимъ и заразилась. Она не заботилась объ этомъ.
— Красоту мою это не испортитъ, говорила она.
И дѣйствительно, красота ея не испортилась. Болѣзнь очень милостиво обошлась съ ея скромнымъ личикомъ. Не знаю кто ей далъ ея прозваніе, но у ней былъ славный просторный домъ въ Торнгофской улицѣ, въ первомъ и во второмъ этажѣ жилъ художникъ; и противъ «Сестрицы» никто никогда не сказалъ дурного слова, потому-что въ комнаткѣ нижняго этажа вѣчно сидѣлъ ея отецъ, прихлёбывая грогъ. Её мы прозвали «Сестрицей», а отца ея «капитаномъ» — это былъ лѣнивый, хвастливый, добрый старикъ — капитанъ не слишкомъ почтенный и очень весёлый, хотя поведеніе дѣтей, говорилъ онъ, разбило его сердце.
