Гуденофъ угрюмо кивнулъ головою на улыбку другого доктора, который кротко взглянулъ на нашъ столъ, поддерживая подбородокъ своей красивою рукою.
— Какъ поживаете? заворчалъ Гуденофъ. — А юноша здоровъ?
— Юноша сидитъ и куритъ сигары съ самаго утра съ своими пріятелями, сказалъ Фирминъ съ грустною улыбкой, направленной въ этотъ разъ на меня. — Мальчики всегда будутъ мальчиками.
И онъ задумчиво отошолъ отъ насъ, дружески кивнувъ мнѣ головою; взглянулъ на карту обѣда. Съ меланхолической граціей, указалъ рукою въ блестящихъ перстняхъ, на выбранныя имъ блюда и пошолъ улыбаться другому знакомому къ отдаленному столу,
— Я думалъ, что онъ сядетъ за этотъ столъ, сказалъ циническій confrère [7] Фирмина.
— На сквозномъ вѣтру? Развѣ вы не видите какъ пылаютъ свѣчи? Это самое дурное мѣсто во всей комнатѣ.
— Да; но развѣ вы не видите кто сидитъ за сосѣднимъ столомъ?
За сосѣднимъ столомъ сидѣлъ очень богатый лордъ. Онъ ворчалъ на дурные бараньи котлеты и хересъ, которыхъ онъ велѣлъ подать себѣ на обѣдъ; но такъ какъ его сіятельство не будетъ имѣть никакого дѣла съ нашей послѣдующей исторіей, разумѣется, мы не будемъ такъ нескромны, чтобы назвать его по имени. Мы могли видѣть какъ Фирминъ улыбался своему сосѣду съ самой кроткой меланхоліей, какъ слуги принесли блюда, которыя спросилъ докторъ для своего обѣда. Онъ не любилъ бараньихъ котлетъ и грубаго хереса — я это зналъ, я, участвовавшій во многихъ пирахъ за его столомъ. Я могъ видѣть какъ брильянты сверкали на его красивой рукѣ — когда онъ деликатно наливалъ пѣнящееся вино изъ вазы со льдомъ, стоявшей возлѣ него — щедрой рукѣ, дарившей мнѣ много совереновъ, когда я былъ мальчикомъ.
— Я не могу не любить его, сказалъ я моему собесѣднику, презрительный взглядъ котораго время отъ времени устремлялся на его собрата.
— Этотъ портвейнъ очень сладокъ. Теперь почти всякій портвейнъ сладокъ, замѣтилъ докторъ.
— Онъ былъ очень добръ ко мнѣ, когда я былъ въ школѣ, и Филиппъ былъ такой славный мальчикъ.
— Красивый мальчикъ. Сохранилъ онъ свою красоту? Отецъ былъ красивый мущина — очень. Убійца дамъ — то-есть не въ практикѣ, прибавилъ угрюмый докторъ. — А мальчикъ что дѣлаетъ?
— Онъ въ университетѣ. У него есть состояніе его матери; онъ сумасброденъ, кутитъ, и я боюсь, что онъ немножко портится.
— Не-уже-ли? Впрочемъ, не удивляюсь, заворчалъ Гуденофъ.
Мы говорили очень откровенно и пріятно до появленія другого доктора, но съ приходомъ фирмана Гуденофъ пересталъ разговаривать. Онъ вышелъ изъ столовой въ гостиную и сѣлъ читать романъ до-тѣхъ-поръ, пока не настала пора ѣхать къ больнымъ или домой.
