Я думаю и надѣюсь, что я помнилъ приказаніе бѣдной мистриссь Фирминъ быть добрымъ къ ея мальчику. Пока мы оставались вмѣстѣ въ Грей-Фрайярсѣ, я былъ защитникомъ Филиппа, когда ему было нужно мое покровительство, хотя, разумѣется, я не могъ всегда находиться при нёмъ, чтобы избавлять маленькаго шалуна отъ всѣхъ ударовъ, который направлялись на его юное личико бойцами его роста. Между нами было семь или восемь лѣтъ разницы (онъ говоритъ десять, это вздоръ, я это опровергаю); но я всегда отличался моей любезностью и, несмотря на разницу въ нашихъ лѣтахъ, часто любезно принималъ приглашеніе его отца, который сказалъ мнѣ разъ навсегда, чтобъ я бывалъ у него по субботамъ или воскресеньямъ, когда только мнѣ хотѣлось проводить Филиппа домой.
Такое приглашеніе пріятно всякому школьнику. Уѣхать изъ Смитфильда и показать свое лучшее платье въ Бондской улицѣ всегда было весело. Чванно расхаживать въ паркѣ въ воскресенье и кивать головою товарищамъ, которые тоже тамъ расхаживали, было лучше, чѣмъ оставаться въ школѣ «учиться по-гречески», какъ была поговорка, ѣсть за обѣдомъ вѣчный ростбифъ и слушать двѣ проповѣди въ церкви. Въ Лондонѣ можетъ быть были болѣе весёлыя улицы чѣмъ Старая Паррская, но пріятнѣе были находиться тамъ, нежели смотрѣть на Госуэлльскую улицу черезъ стѣны Грей-Фрайярса; итакъ настоящій біографъ и покорнѣйшій слуга читателя находилъ домъ доктора Фирмина пріятнымъ убѣжищемъ. Мама часто прихварывала; а когда была здорова, выѣзжала въ свѣтѣ съ своимъ мужемъ; но для насъ, мальчиковъ, всегда былъ хорошій обѣдъ съ лобимыми блюдами Филя; а послѣ обѣда мы отправлялись въ театръ, вовсе не считая унизительнымъ сидѣть въ партерѣ съ мистеромъ Брэйсомъ, довѣреннымъ слугою доктора. По воскресеньямъ мы отправлялись въ церковь, а вечеромъ въ школу. Докторъ почти всегда давалъ намъ денегъ. Если онъ не обѣдалъ дома (а признаюсь, его отсутствіе не слишкомъ портило наше удовольствіе), Брэйсъ клалъ конвертики съ деньгами на сюртуки молодыхъ джентльмэновъ, а мы перекладывали это въ карманы. Кажется, школьники пренебрегаютъ такими подарками въ настоящія безкорыстныя времена.
Всё въ домѣ доктора Фирмина было такъ прекрасно, какъ только могло быть, однако намъ-то тамъ не было весело. На полиняломъ турецкомъ, коврѣ шаговъ не было слышно; комнаты били большія и всѣ, кромѣ столовой, въ какомъ-то тускломъ полусвѣтѣ. Портретъ мистриссъ Фирминъ глядѣлъ на насъ со стѣны и слѣдовалъ за нами дикими глазами фіалковаго цвѣта. У Филиппа были такіе же странные свѣтлые фіалковые глаза и такіе же каштановые волосы; въ портретѣ они падали длинными безпорядочными прядями на плечи лэди, облокотившейся голыми руками на арфу. Надъ буфетомъ висѣлъ портретъ доктора, въ чорномъ бархатномъ сюртукѣ съ мѣховымъ воротникомъ; рука его лежала на черепѣ, какъ Гамлета. Черепы быковъ съ рогами, перевитыми гирляндами
