«Пасха шире Рождества». «О Пасху перегудки живут, все село обходят» — приняли новое месяцесловы, поименовав Великдень «хороводницей».
Заинька, попляши,
Серенький, поскачи!
Взялся зайка за бока,
Серенький за бока…
На Пинеге, Печоре, как и в других краях, хороводы открывать доверялось девушке, добронравием славимой рукодельнице, пряхе и по скоту обряжухе. Сирота-бесприданница, сарафан из крашенины-домотканины, роду она бедняцкого, зато деревней любима! Богачки в шелках, на венском каблуке полусапожки, встаньте-ка последними… Мир решил, миру не перечат!
Молодежь в забавах, но ведь и у солнца нынче заигрыши, слыхано ли вами? На утренней заре сходился народ на пригорки, дети взбирались на крыши, деревья. «Солнышко-ведрышко, выгляни в окошечко! Солнышко, покажись, красное, снарядись!» — криками, улыбками встречали восход.
Заиграет светило, цветисто безоблачное небо — к лету, хлебами богатому, к счастливым свадьбам.
На Вологодчине, в смежных губерниях семь раз в году варили пиво. К Пасхе сговаривались о складчине: «Пиво — не диво, и мед не хвала, а всему голова, что любовь дорога».
Необходимо сплотиться заединщиной в преддверии страдной поры земледельческого круга. Ведь поддержат крестьянина: «Юрий с росой, Микола с травой, Илья с золотым серпом!» Таково поверье.
Некоторые обычаи, хранимые деревней, вели родословную от доисторических племен: поклонение вербе, горам как колыбели человечества. Красная горка, с которой солнце к лету споро катится, похоже, совмещала несовместимое. С Фомина воскресенья и следующего за ним понедельника — Радоницы одновременно шли свадьбы, а на погостах — поминки-панихиды.
Для равнинной Руси холм — уже гора. Возжигались на Пасху на вершинах холмов костры.
«Сочтемся на бревнах, на Красной веселой горке, — из устных численников присловье, — сочтемся-посчитаемся, золотым венцом повенчаемся».
Играют на посаде свадьбу. А рядом у соседа в горнице стол с яствами, белеет на подоконнике полотенце — «дорожка» для дорогих усопших посетить родимый кров и угоститься, «порадоваться».
Мало столов-скатерок, так еще и бани нарочно топили для покойных предков. Стыл в шайках щелок, мокнул распаренный веник… Радоница, что еще сказать!
Из обрядов, сомкнутых с Пасхой и послепасхальной неделей, было распространено величание молодоженов, «вьюнишные» шествия, сходные с зимними колядками. Чуть свет гурьба певцов будила молодых.
Дома ли хозяин
Со хозяюшкою? —
выводил запевала. Хор подхватывал:
