Деревенские святцы | страница 27



Пока чисты дороги, снаряжались обозы за сеном «с далей», запасались соломой.

Рушились Макарами стога…

Болотные зимники, лесные волоки, одноколейные полозницы пахли упоительно: жарким солнцем, духовитым разнотравьем, золотым хлебным духом. Это с возов натрусилось зеленых волотьев-былинок, зацепились за кусты клочья соломы-яровицы. Дармовщинкой не прочь разжиться хвостатая мелюзга. За нею набегали горностаи, ласки, лисицы — раздобыть снеди по вкусу, мышку на закуску.

Голубые, лиловые узоры многоследницы по обочинам дорог воспринимались радостно, как предвестник скорых перемен.

Мороз, ясень — дни будто хрустальные, воздух звенит, отзывчив к любому

шороху и звуку.

Синяя пасмурь — пушистые снегопады.

Рыхлый, празднично хрустящий, белейший снег исхода зимы!

Закрыть глаза — и представишь, как сутулятся избы, на самые окна надвинув грузные, зимой подаренные шапки. Непомерной тяжестью перекашивает заборы, изгороди.


2 февраля — Ефим.

Состояние погоды сейчас важно.

«Каковы Макары, таков весь февраль».

«Макары погожи, жди весну пригожу».

«Капель — в весну раннюю верь».

«На Макария, на Ефимия метель — вся маслена метельная». «Солнечно — ко красной весне, пасмурно — будут поздние метели».


3 февраля — Максим исповедник и Агния.

«Наш народ по будням затаскан», — вздыхала деревня. «Мужик, что пчела, на себя не работает». «Сколько бы кобыла ни рожала, а все в хомуте умрет» — сказано верно.

Одни думки, устным численникам доверенные, — о хлебе насущном. Без колебаний, стойко исповедовали веру — в свой труд, в землю-кормилицу.

К добру солнышко, ан все хорошо в меру. Из зимы, через весну и лето, загляд:

— На Максима ясно — по осени в амбаре пусто. Не заладится год, на кого пенять?

Мне этот день выпадал памятен. Проснешься, деда нет, уволокся на лыжах в лес лесовать, окна синие-синие в ледяных цветах, бабушка к столу зовет:

— Садись киселя хлебать.

Господи, мой любимый — гороховый! Масло — лужицей! Вечером дед придет, одежка мерзлая, валенки по полу стучат. Кряхтит он, пристанывает, разболокается, а я опять за столом — молоко ем и с шаньгами.

— Испроказишь мне парня, — ворчит старый. — Колобки да дрочёны — кого ростишь?

Поворчит, попышкает и велит бабушке самовар ставить, себе из шкапа вынет початый шкалик…

Ну чего особенного — мне гороховый кисель, шаньги, дедушке рюмка горькой, ведь сегодня бабушкины именины!


4 февраля — Тимофей.

В устных календарях — полузимник, морозы-позимы.

О нынешней стуже месяцесловы загодя предупреждали: «Не диво, что Афанасий-ломонос морозит нос, а ты погоди, дождись Тимофея-полузимника». С ветром стужа — что есть хуже, чем позимы!