Возвращение корнета. Поездка на святки | страница 2



Можно без преувеличения сказать, что основным пафосом всей его литературной деятельности заграницей, с момента его выезда из России (с 1933 г.), была борьба за освобождение России, борьба против большевизма и — тоска по России, что ярко выразилось в «Возвращении корнета».

Другим решающим фактором жизни Гагарина в Архангельске было знакомство с рядом ссыльных семейств, выселенных большевиками из Москвы и переселенных на север России после отбытия членами этих семейств заключения в советских тюрьмах и лагерях. Между ними были представители высокой культурной традиции. Европейский Запад, с его литературой, культурой, сокровищами искусства, через этих друзей сильно воздействовал на восприимчивую и духовно-утонченную душу Гагарина. Он зачитывался «Фаустом» Гете, лирикой Гейне, Шекспиром и Байроном, французскими поэтами и романистами, книгами по итальянскому Возрождению.

В 1933 г. ему вместе с семьей его жены (он женился в Архангельске на Вере Сергеевне Арсеньевой) удалось выехать заграницу, благодаря усиленным хлопотам за семью Арсеньевых великобританского правительства (у Арсеньевых были влиятельные родственники и друзья в Англии). Заграницей Гагарин провел 15 лет (он был убит грузовиком в октябре 1948 года в Мюнхене). Большей частью он жил в Германии, в Кёнигсберге и Берлине, позднее в Зальцбурге и Мюнхене, но ездил и в другие страны — Францию, Англию, Италию и Голландию. Целый год он учился в Бельгии на философском факультете Лувенского университета, занимаясь главным образом историей искусства. После этого он окончил лесную академию в Эберсвальде около Берлина и получил место в Международной организации по изучению лесов, имевшей тогда свою главную квартиру в Берлине. Это давало Гагарину возможность даже в самые тяжелые годы нацистского режима всегда быть в контакте с представителями других стран (особенно со Швейцарией). Гагарин много писал — и статьи о России, о большевистском гнете, и новеллы, и большие книги. Писал он по-русски, потом и по-немецки, а статьи его о России печатались в переводах на английский, французский, голландский и скандинавские языки. Он чувствовал себя одновременно и свидетелем того, что происходит в России, и художником. Обе эти черты сливались в одно: это было свидетельство, пронизанное любовью и тоской воспоминаний, воплощенное в художественный образ.

Евгений Гагарин займет почетное место и, может быть, одно из самых видных мест среди молодых писателей русской литературы в эмиграции, — не какой-либо специальной «эмигрантской» литературы (да и есть ли такая специально «эмигрантская» литература?), — он слишком кровно связан с Россией, — нет: именно русской литературы, единой русской литературы, но свободной, и потому не могущей нормально проявиться в условиях советской жизни и расцветшей в эмиграции. А в нем, ввиду особых условий его культурного и духовного развития, соединились: глубокое знание и чувство подсоветской России, и органическое приобщение к основному, историческому, традиционному и динамическому в то же время (и глубоко антибольшевистскому) источнику — русской духовной культуры. Это делает его творчество особенно ценным.