Имярек Имярекович порхал вокруг своего черного стола, по всему кабинету и ни на секунду не переставал сладко улыбаться.
— Или вот Лупа, царица Лупанарская. Лупа — значит волчица, проститутка. Прекрасно, воля автора священна. Но ведь на самом деле профессия проститутки — очень тяжелый труд. И, если она у вас худая, как оглобля, и „титьки до земли висят“, да еще и вся чирьями обсеяна — так это ведь трагедия женщины! Она столько перенесла, служа общественному темпераменту, — и вот все кончено: титьки висят, чирьи сеются… Это настоящая трагедия! Надо быть великодушнее к женщине, молодой человек! А Даша?.. Что вы ее все белите и подаете с таким скотским серьезом? А вот пусть бы она у вас в путь-дороженьку за милым дружком собралась, чугунных башмачков себе наковала, а тут у нее месячные начались — она это мероприятие и отложила. А?! И смешно и жизненно.
Теперь улыбка тронула лицо Никиты.
— Вот, молодой человек, вы уже и сами смеетесь — значит, цените, понимаете современный юмор. А потому, я вам предсказываю, будете поддержаны и публикой. Зачем же отказываться от успеха! Мир так разнообразен. Где добро, там и зло. Порой они так переплетены — не разберешься. Да, впрочем, признайтесь, эта одно и то же. Все дело в том, как назвать. И вся недолга.
Теперь улыбки Никиты Кожемяки могли поспорить в лучезарности с сияющей физиономией Имярека Имярековича.
— Я рад, молодой человек, что мне удалось вас ободрить. Ну что, согласны маленько подправить свою работку?
— Нет, не согласен, — отвечал Никита голосом, приобретшим какую-то странную игривость.
— Как? — пришел черед удивляться редактору. — Вы не хотите напечататься в нашем журнале?
— Я больше, чем уверен, — говорил Никита, — что у нас найдется достаточное количество сочинителей, которые с радостью, а главное, по природному своему расположению, искренне, выполнят все наши требования.
— Ну, знаете, молодой человек… Наш журнал имеет самый большой по стране тираж. Напечататься у нас признают счастьем звезды первой величины. Наш журнал рассылается в триста библиотек мира. Мы, молодой человек, никого принуждать не намерены, — Имярек Имярекович отер снежно-белым платком будто еще распухшие мясистые выпуклости своего лица, цветущие теперь не розами, но маками; отвернулся к окну.
— Всего наилучшего, — торопился откланяться гость.
Имярек Имярекович оставил столь внезапно заинтересовавшее его окно.
— Молодежь-молодежь… — отдуваясь, он опять взялся за неторопливое плетение вкрадчивой речи. — Гонор. Пафос. Узнаю. Себя узнаю. Таким же был. Согласен. Произведение цельное, сделанное. В коренных переработочках не нуждается. Но сюжет… Слишком, чрезмерно прост: с первых строчек угадываешь развязку. Почему бы вам не поиграть с читателем, не расставить ему таких занятных капканчиков. Поверьте мне, человеку опытному, съевшему в литературе не одну собачку, это очень оживило бы повествование и вызвало к нему дополнительный интерес. Вы улавливаете мою мысль?
