— Ита-ак! — выкрикнул Нинкин. — Слово пгедоставляется тгетьей пгемии. Пегед вами Антонина Агхангельская!
Третья премия, Антонина Архангельская, жутко смешалась, и руки у нее дрожали, и губы дергались.
— Я счастлива… Я так счастлива быть удостоенной…
— Выскажите ваш взгляд на совгеменный пгоцесс, — подсказал ей Нинкин.
— Ax, да! Как литературный критик, я считаю, что всем нам необходимо духовное лекарство. А лучшее духовное лекарство — это вера в красоту жизни, в этот мистический подарок Бога, коим является также и литература. Но, как критик, я скажу, что всевластие парламента перерастает в национал-коммунистическую, фашистскую диктатуру, оно порождает порой преступные произведения, никак не согласующиеся с генеральной линией нашей демократии. Я призываю. Сограждане! Россияне! Коллеги по творческому труду! Есть произведения, рассчитанные на провокацию, на скандал. Я призываю вас, как кровно заинтересованная в судьбе России, замалчивайте эти произведения, замалчивайте, они должны умереть в том вакууме, который мы создадим вокруг них, а такая возможность у нас есть!
Антонина Архангельская, хоть и волновалась очень, могла бы еще говорить, но эфирное время дорого, и Милкин чтил регламент:
— А тепегь своими интегесными мыслями поделится Дина Оскотскодвогская, — втогая пгемия!
Вторая премия подошла к микрофону, бросила коротенький взгляд, в котором так и сквозила надменная усмешка, на третью премию и низким, очень сексуальным, голосом произнесла:
— Я хочу воспользоваться случаем и обратиться к президенту.
Третью премию словно током прошибло, она даже дернулась к микрофону, да было уже поздно.
— Возможно, мое слово, — уверенно продолжала Дина Оскотскодворская, — покажется президенту резким. Но я, как кровно заинтересованная в судьбе России, не могу кривить душой. Это мысль не только моя, и все же приведу ее. «Нам не избыть в себе иногда горечь вопроса: где она, президентская власть, где оно, государственное право? Когда порочат, компрометируют, стремясь любыми средствами убрать с политической арены, ваших соратников, где вы, наш президент? Когда народ пытаются отделить от вас, пользуясь невзгодами, пусть временными, но существенными, где вы, наш президент? Вы далеко, мы не чувствуем вас. Когда захлестывают национальные страсти, когда Россия на краю большой опасности, которую мы все ощущаем, где вы? Мы не чувствуем вас…» Конец цитаты….
— Большое спасибо! — остановил ее Нинкин. — Что ж, будем надеяться, что пгезидент не так далеко, и он вас услышит. Спасибо. И вот наконец пегвая пгемия. Алла Медная! Аплодисменты, господа!
