Удача ее действительно не подведет. Уже через неделю, не выходя из больницы, Тамара Петровна пришлет в редакцию депешу, что, мол, умоляет освободить ее от престолонаследия, и Алла тут же примет вожделенное княжение махонькой державкой — департаментом крошечной, кукольной страны. Но это будет… А пока она движется в кружении ночных огней, потому что отвоеванного блаженства не вместить тесным комнатам, а сейчас жаль обронить пусть малую его толику.
Алла зашла в детский универмаг. Просто потому, что свет горел в окнах, и человеческие силуэты еще не торопясь двигались в них. Она бродила по этажам, рассматривая различные товары на прилавках, и кое-что купила, и помечтала: как хорошо было бы приобрести Славику лисью шубку… И вдруг у витрины с ползунками и пинетками ее что-то кольнуло, что-то изнутри — должно быть, сердце. Алла решила быть честной и отвечала ему так: «Все течет… И нельзя в одну реку… И т. д., и т. п. Общество, как ни крути, становится все цивилизованней и хоронит, может быть, милую, но весьма скудоумную и даже гибельную архаику представлений. Когда-то в незапамятные времена, при царе Горохе, выехавшие на поле брани отважные рати разбивались на пары супротивников, и вся великая сеча слагалась из множества рыцарских турниров. Ведь было просто немыслимо напасть на одного вдвоем. В их диком мозгу просто не могла зародиться мысль, что благоприятнее для тебя напасть на врага со спины. Но все-таки люди поняли: коль скоро цель баталии — преумножение собственных благ, то нечего особенно манежиться. И, если в начале первой мировой еще подбирали упавших за борт матросов, то к ее концу никто бы не стал отягощаться подобными глупостями. А тогда же рожденное химическое оружие? Оружие против абстрактного врага. А средства для изничтожения мирного населения? Все разумно и всегда вовремя. На смену древнему приходит новое сознание, молодое, более жизнеспособное. Следовательно, мое сердечко, надо изжить колющие тебя атавизмы мышления. И в добрый путь!» Взбодрив себя таким рассуждением, Алла Медная вновь заполучила крылатость и, стало быть, благодаря сему обретению порхнула в отдел головных уборов и приобрела еще две кепочки: желтенькую и голубенькую.
Домой она прибыла поздно, однако в самом великолепном расположении духа. На пороге щелкнула по носу мужа. Полминуты почти успешно прожонглировала тремя апельсинами. Расцеловала спящего Славика, да так страстно, что тот сначала спросонья даже испугался. Но только зашла в кабинет и притворила за собой дверь — тошнотный комок вновь возник в горле, и в сердце опять закололо. «Проклятый ливер!» — так охарактеризовала этот внутренний орган его владелица. И тут опять ни с того, ни с сего хлынули бурным потоком слезы, размывая на щеках, на колотящемся мелкой дрожью подбородке персиковую пудру. Алла Медная рванула к милостивому, ласковому дивану, бросилась на него, уперлась лбом в его полосатый подлокотник, и мягкий, и упругий, роняя на бессчастный лист с надписью «Никита Кожемяка МУДРАЯ ДЕВА» горючие слезы. Да вдруг зарычала, не слыша себя, завыла совсем нечеловеческим голосом; и сколько Евгений Глебович ни выстукивал в дверь ритмы разных популярных мелодий, холодея от душераздирающих звуков, от непостижимости обстоятельств, так и не дождался родного властного «да-да».
