Но зато не дивись, мой враждующий друг,
Враг мой, схваченный темной любовью,
Если стоны любви будут стонами мук,
Поцелуи — окрашены кровью.
Естественно, что «движением ко Христу» такие переживания назвать нельзя, это действие того самого «семени тленья», которое осталось от падших прародителей в поврежденном первородным грехом человечестве. В «Сне Адама» дается точная характеристика блуда как порождения грехопадения, возникновение «похотной неполноценности» в прежде совершенных, «райских» эротических отношениях мужчины и женщины:
И кроткая Ева, игрушка богов,
Когда-то ребенок, когда-то зарница,
Теперь для него молодая тигрица
В зловещем мерцаньи ее жемчугов,
Предвестница бури, и крови, и страсти,
И радостей злобных, и хмурых несчастий.
Так золото манит и радует взгляд,
Но в золоте темные силы таятся,
Они управляют рукой святотатца
И в братские кубки вливают свой яд,
Не в силах насытить, смеются и мучат,
И стонам и крикам неистовым учат.
Он борется с нею. Коварный, как змей,
Ее он опутал сетями соблазна,
Вот Ева — блудница, лепечет бессвязно,
Вот Ева — святая, с печалью очей,
То лунная дева, то дева земная,
Но вечно и всюду чужая, чужая.
III
Очень глубокий образ похоти как «безбожного эроса», который служит силам зла, дается в книге стихов «К Синей звезде».
Эта книга, увидевшая свет уже после смерти Гумилева, в 1923 году, до сих пор вызывает весьма неоднозначную оценку у критиков и литературоведов. Так H.A. Оцуп считал стихотворения, собранные в книге, творческой неудачей Гумилева. «Как только Гумилев отходит от подлинных источников вдохновения, — пишет H.A. Оцуп, — как только он старается жить, как и все, сразу наступает возмездие: его муза начинает фальшивить. В своих лучших стихотворениях Гумилев скромен, трезв и строг. Его ирония тонка, почти грустна. Зато когда он любуется самим собой, выбирает позы, чтобы оставаться в памяти грядущих поколений, он становится лишь искусным ремесленником. Большой поэт в нем исчезает или почти исчезает. Болтливые стихотворения, сочиненные в промежутке между “грозовыми военными забавами” и возвращением в Россию, трагически преображенную революцией, поражают нас как-то неприятно. Неоспоримые достоинства этих стихотворений скомпрометированы то пафосом условных чувств, то нарциссизмом поэта, который только и любуется своим отражением в зеркале “бессмертной любви”» (Оцуп H.A. Николай Гумилев: жизнь и творчество. М., 1995. С. 106).
Насколько справедлива эта оценка?
