Ахти:
В день, когда ты получишь державу
И властителем станешь вполне,
Ты, наверно, устроишь облаву
Небывалую в нашей стране?
Гондла:
Я люблю, чтоб спокойно бродили
Серны в рощах, щипля зеленя;
Слишком долго и злобно травили,
Точно дикую серну, меня.
Ахти:
Ну, тогда ты поднимешь дружину
И войною пойдешь на датчан?
Хорошо королевскому сыну
Опорожнить на поле колчан.
Гондла:
Ахти, мальчик жестокий и глупый,
Знай, что больше не будет войны,
Для чего безобразные трупы
На коврах многоцветных весны?
Ахти:
Понял. Все мы узнаем на деле,
Что отрадно веселье одно,
Что милы и седые метели,
Если женщины пенят вино.
Гондла:
Все вы, сильны, красивы и прямы,
За горбатым пойдете за мной,
Чтобы строить высокие храмы
Над грозящей очам крутизной.
Слышу, слышу, как льется победный
Мерный благовест с диких высот,
То не колокол гулкий и медный —
Лебединое сердце поет.
Поднимаются тонкие шпили
(Их не ведали наши отцы) —
Лебединых сверкающих крылий
Устремленные в небо концы.
И окажется правдой поверье,
Что земля хороша и свята,
Что она — золотое преддверье
Огнезарного Дома Христа.
«Волки»-язычники смеются и издеваются над Гондлой, но в то же время боятся и ненавидят его, ощущая в «голубом огне» его глаз силу какого-то «небесного гнева» и, главное, переживая странную ущербность собственной души, мятущейся в ожидании любви. Д. С. Мережковский очень удачно сравнил язычество с «вечной Каной Галилейской, уныло-веселым пиршеством, где люди, сколько ни пьют, не могут опьянеть, потому что вина не хватает или вино претворяется в воду. «Нет у них вина» (Ин. 2:3), — жалуется Господу Мать Земля милосердная, как Дева Мария, Матерь Иисуса. Вина у них нет и не будет, до пришествия Господа. Жаждут люди, уже за много веков до Каны Галилейской, истинного чуда, претворяющего воду в вино, и чудесами ложными не утоляется жажда» (Мережковский Д. С. Иисус Неизвестный. М., 1996. С. 238). Невесту Гондлы, Леру, эта «неутоляемая жажда», предчувствие любви, доводит до своеобразного раздвоения личности:
Гондла:
Ты боишься? Возможно ли это?
Ведь не ты ли бывала всегда
Весела, как могучее лето,
И вольна, как морская вода?
И не ты ли охоты водила
На своем вороном скакуне
И цветов никогда не дарила,
Никогда, одинокому, мне?
Лера:
Вспоминаешь ты Леру дневную,
Что от солнца бывает пьяна,
А печальную Лаик ночную
Знает только седая луна.
Гондла:
Лаик… странное, сладкое имя…
Лера:
Так звала меня некогда мать,
Из Ирландии родом. Такими
Именами не здесь называть!
[…]
