И увидел себя сверху. Мертвое лицо, из уголка рта — тоненькая струйка крови.
Он поехал к Евгении Сергеевне. Тихая улочка в старом центре города, ленивые прохожие, булочная, маленькая аптека. Проехал мимо заветных дверей, огляделся — никого, слава Богу, сюда они еще не добрались. Нужно было поставить машину и идти, но им овладело… не беспокойство, нет, он это называл по другому: определенность. Ока заключалась в том, что они все же были рядом. Где? Внешних признаков не было, но «определенность» свидетельствовала…
Прямо напротив дома Евгении Сергеевны реставрировали особняк XVIII века — с антаблементом, колоннадой и окнами с венецианским разбегающимся верхом. Здесь давно уже никаких работ не велось — начали и, как водится, бросили. В ризолите по центру темнело окно, видимо, там был чердак.
«Все же добрались… — равнодушно подумал. — Ладно…». Оставил машину за углом и к особняку подошел с противоположной стороны. Дверь — по центру, «парадная» была закрыта наглухо, но это только казалось. Нажал плечом, что-то щелкнуло, дверь поползла, он вошел. Лестница с остатками былой красоты — точеные балясины из мрамора, все разбитые и разломанные, мраморные же перила, от которых осталось одно предположение, грустное зрелище…
С площадки последнего марша разбегались в три стороны анфилады — разоренный мир, стертый со списка бытия безжалостной пролетарской рукой. Впрочем, он догадывался, что пресловутых «пролетариев» в продолжающемся погромном деле было не так уж и много. Человек, умеющий работать руками, практически никогда не позволяет себе ломать и уничтожать, сделанное другими. Иное дело — руководители этих самых пролетариев. Вот уж они воистину никогда и ничего не умели — разве что деньги считать. Эти любили ломать и крушить, и понятие «потока» и «разграбления» было для них сущностным…
Люк на чердак зиял чернотой; Сергей поискал глазами — лестницы не было, ее, наверное, прятали от хулиганистых подростков. Что ж, придется «распрыгиваться» — он стал подпрыгивать: раз, другой, третий… С каждым прыжком тело взлетало все выше и выше и выше — даже мотивчик возник как бы сам собой, наконец он влетел в люк, да так высоко, что задержаться руками уже не составляло никакого труда.
Закрыл люк и осмотрелся. Прямо перед ним светлело окно ризолита, неподалеку был установлен на треноге электронно-оптический прибор, на кронштейне висели наушники. Подошел, нажал кнопку, загорелся красноватый огонек; приник к окуляру и надел наушники. Там, в квартире Евгении Сергеевны о чем-то жарко спорили. Вернее, это Таня нервничала и вспыхивала, Евгения же Сергеевна — та, напротив, оставалась холодной и невозмутимой.
