Вечером позвонил Моломбиев, приятель Глебова, художник-график и собиратель старины. Он был членом общества по охране памятников и активно в нем сотрудничал, коллекция у него была большая, тщательно отобранная, хотя, по мнению Глебова, против лагидовской не тянула. Несколько минут Моломбиев вел светский разговор, потом сказал со значением: «Баня у меня получилась роскошная. Бери Лену, и приезжайте пробовать». И Глебов понял, что баня — только предлог, а точнее — сигнал к опасности. Утром поехали в Робовск, там находилось «поместье» Моломбиева. Городок оказался маленьким, благостным, не утратившим еще ауры далекого прошлого — с обилием монастырей и церквей, разрушающихся, но рее еще духовных и прекрасных. А дом Моломбиева добротная деревенская изба — стоял на косогоре, между двух вековых елей, сразу за ним начинался лес. После сельского обеда с Непременной курицей, вареной картошкой и селедкой с лучком Моломбиев, зачем-то оглянувшись за дверь, рассказал, что днями приходил к нему юркий молодой человек «оттуда» — Коркин, интересовался Глебовым, после его ухода Моломбиев записал разговор, выглядело это так:
— Глебова давно знаете?
— Лет десять.
— Что можете о нем сказать?
— В каком смысле?
— Известны ли вам какие-нибудь незаконные сделки, в которых принимал участие Глебов?
— Нет.
— А вот жена Глебова сообщила нам, что он — жулик и спекулянт.
— Он ее бросил, поэтому она вам и «сообщила».
— Почему бросил?
— Разлюбил.
— Вы не в курсе. Виолетта Васильевна разошлась с Глебовым на идейной почве.
— Шутите?
— Виолетта Васильевна в силу своей бывшей профессии пыталась поставить Глебова на путь исправления, но это ей не удалось — Глебов ее предупреждениям не внял. В заявлении есть и про вас: вы с Глебовым приобрели две бронзовые фигуры за две тысячи рублей, а перепродали их в тот же день — за четыре директору магазина Самсонову. Самсонов теперь возвращается из мест заключения, и мы его спросим. Для вас же лучше упредить его показания.
— Мне нечего сказать.
— А вы подумайте. И еще вопрос: как интеллигенция относится к нашей акции? Ну, по изъятию антиквариата у жуликов и проходимцев?
— Отрицательно относится. Этих людей никто не считает жуликами и проходимцами.
— А если мы вас попросим повлиять на общественное мнение? Подумайте. Это в ваших интересах.
Моломбиев поднял глаза на Глебова: «Что скажешь?» — «А что говорить? Мерзость, и все». — «Оставь эмоции, они поставили себе цель — и они ее достигнут». — «Какую цель?» — «Изъять антиквариат. У всех. Без разбора, ты понял?» — «А закон?» — «Ну что ты несешь, Глебов, какой закон, ты что, не понимаешь — если газеты пишут о вопиющих случаях — это ведь вершки, самые, так сказать, яркие проявления, а все остальное? Кто об этом напишет? И кто об этом знает?» «Нет, все может быть только по закону. Они поймут, что вляпались. Вещи, во всяком случае, всем вернет». — «Никогда! Поэтому мы с Марией решили все ликвидировать — к чертовой матери!».
