Тогда и пошел Константин Захарович к вам…
— Да, помню… Он хотел понять, возможно ли применить системный анализ и программирование для раскрытия «антикварной ситуации». Я сказал ему, что это возможно. Но потребуются колоссальные силы и средства, а главное — трезвый расчет: будет ли полученный результат — та же инвалюта — оправдан расходами? Были другие подробности, но это уже нюансы, так сказать…
— Они и не нужны, Алексей Николаевич, я пригласила вас вот зачем: имя моего покойного мужа втоптано в грязь.
— Хотите восстановить справедливость… Это я понял сразу.
— Это — во-вторых. Во-первых — виновные должны быть наказаны.
— Что ж… Задача понятная и даже благородная в некотором роде, но я-то при чем?
— То есть? — Брови у нее прыгнули вверх и застыли, обозначив крайнюю степень недоумения.
— Да что, в самом деле… Обратитесь, куда положено, там проверят. Другого пути не вижу.
— Странно. — Она посмотрела, не отводя глаз. — Очень странно… А я думала, что это вас заинтересует…
— Что, простите, «это»?
— А то, что мой муж умер… Пока мы других слов употреблять не станем… Вы что же думаете… — она пожала плечами, — я не обращалась? Мне даже ответ пришел…
— Какой, если не секрет?
— Да уж какой секрет… — Не вставая, она протянула руку к секретеру и, прошелестев бумагами, положила перед Хожановым слегка смятый листок со знакомым штампом…
— «Ваши доводы самым внимательным образом изучены, — прочитал Хожанов вслух. — К сожалению, мы вынуждены констатировать, что никаких криминальных обстоятельств в смерти Строева К. 3. не обнаружено. Еще раз выражаем Вам свое искреннее сочувствие».
Далее стояла весьма солидная подпись.
— Ну и что? — Хожанов вернул бумагу. — Напишите еще раз. И еще…
— Писала. И не раз. Ответы однозначны. Хотите взглянуть?
— А что, собственно, заставило вас думать о какой-то тайне, криминальных обстоятельствах?
— А что вас, профессионала, заставило не поверить в обоснованность вашего увольнения?
О Господи, словно молния сверкнула… Только теперь в секунду вспомнил он тусклый взгляд своего начальника и острый — номера один, и бегающие глазки работника кадров, и неясные слова, и неприличные формулировки…
Ну, в самом деле, ну что такое его бывшая десятиклассница Лена со своей звучной фамилией, — ведь не подумали же они, что он способен сболтнуть лишнее? И, устраняя ее из его бытия, разве не понимали, что это навсегда, что никогда больше не вернется он к ней, не станет искать встречи… «А ведь — мерзавец я…» — подумал вдруг. Но тогда зачем же увольнять? Что ж, тут есть, как выражается доктор, вопрос…
