. Я надеюсь, что мне удалось показать ошибочность этого взгляда. Будучи целостной, европейская идея истории достаточно сложна, так что для ее кризиса есть много причин. Укажу вкратце на некоторые из них
[185]. Прежде всего, налицо кризис «режима историчности» всемирной истории, которая слишком зависела от проекта будущего. У него, в свою очередь, имеются разные причины. Часто утверждают, что коллапс коммунизма был главной из них. Но темпоральность всемирной истории в не меньшей степени была разрушена вытеснением европейского «неподвластного прошлого» — прошлого Аушвица и ГУЛАГа
[186]. Другие объяснения — кризис классовой политики, который, конечно, связан с падением коммунизма, и в равной мере кризис национальной идентичности (одной из причин которого является неподвластное прошлое, отнявшее у европейских наций право на национальную историю) и т. д. Можно указать и на другие причины: например, на эволюцию современной визуальной культуры и постепенный упадок рационального декартова пространства в качестве непререкаемой системы логических референций, в рамках которой сложились основные исторические понятия.
Итак, в силу множества причин исторические понятия, которыми мы пользовались на протяжении двух столетий, сегодня проблематизированы. Вероятно, необходима новая система понятий, но она еще не сложилась. Возможно, однако проделанный анализ позволяет сказать нечто осмысленное о логической форме, которую новые понятия могли бы иметь, поскольку очевидно, что эта форма не может остаться прежней.
Я большой поклонник идеи Европы. Я думаю, что Европа является величайшим политическим проектом нашего времени. Однако идея эта должна быть логически переосмыслена, баланс, достигнутый либеральной мыслью между логикой нарицательных и собственных имен, должен измениться. Наш мир становится все более номиналистическим — и, возможно, новые исторические понятия будут в большей степени следовать логике имен собственных. Это означает, что мы должны думать конкретнее и историчнее, осознавая при этом опасность слишком отдалиться от стремления к абсолютным ценностям, заложенного в логике имен нарицательных, которая воплощает логоцентрическую тенденцию европейского гуманизма.
Я рискну выдвинуть гипотезу относительно идеи Европы. С одной стороны, Европа остается историческим понятием, но с другой стороны, рождаясь из напряженного отношения тождества-оппозиции с Америкой, она больше не означает цивилизацию вообще, общую судьбу человечества. Благодаря этому Европа в гораздо большей степени становится именем собственным; ее связи с универсализмом, заложенным как в либерализме, так и в коммунизме, выглядят существенно ослабленными. Но при этом имя Европы не утрачивает черты общего понятия. По-прежнему означая традицию европейского гуманизма, оно не навязывает себя в качестве универсального предиката. Может быть, Европа возникает сейчас в качестве исторического понятия нового типа?
