преодолевающий индивида социальный институт, он снимает дуализм благодаря двойственности своего существования, внешнего и материального, с одной стороны, внутреннего и психического — с другой.
Но это только одна из логик, которая привела к появлению новой модели мышления. Акцент ассоцианизма на ментальных образах, непосредственно основанных на данных перцепции, расходился с логоцентрической традицией европейской философии. В силу эффекта реакции эта последняя берет теперь верх, а проблематика мышления ясно отделяется от проблематики перцепции. Новая конфигурация проблем в области исследования разума окончательно формируется с подъемом теорий реактивного поведения, с помощью которых компенсируется ослабление связей между мышлением и перцепцией. Наконец, чтобы понять происхождение лингвистической парадигмы, надо помнить, что кризис позитивизма в конце XIX в. был лишь частичным. Конечно, имелись такие течения мысли, которые стремились преодолеть позитивизм в науках о человеке. Но главная линия интеллектуальной эволюции состояла скорее в усложнении позитивистской модели и, в частности, в отрицании наивной идентификации «объективных» данных науки с непосредственными данными сознания, которые с тех пор рассматривались скорее как важнейший плацдарм для атаки на позитивизм. Напротив, неопозитивизм XX в. обращается к более абстрактной, хотя и не менее «объективной» реальности. От этой эволюции язык мог только выиграть, поскольку он точно отвечал (благодаря интерпретации, которую ему дал Соссюр) интуиции реальности как системы абстрактных отношений, «материализуемых» в данном случае в звуке.
Надо ли подчеркивать, что эти интеллектуальные перемены позволили углубить понимание ментальных процессов и самого языка? Идея символических репрезентаций кажется гораздо более сложной, чем упрощенная версия теории отражения, заложенная в ассоцианистской модели сознания. Но и эта идея также привела к упрощенным теориям мышления.
2
Рассмотрим вкратце основные течения мысли, в которых проявились различные аспекты лингвистической парадигмы. Согласно Брентано и Гуссерлю, значение ментальной репрезентации создается особым актом сознания (означивающей интенцией)[78]. Из этого следует, что ментальные образы участвуют в мышлении только в качестве символов, чувственная форма которых безразлична для их значения. Ссылаясь на Гуссерля (но опираясь на независимые от него интеллектуальные источники), вюрцбургская школа в психологии попыталась доказать, что мышление не сводимо к ментальным образам, но состоит именно в установках сознания, которые позволяют схватывать логические отношения
