Она не обманывала, когда говорила, что поиски могут затянуться. Они сменили несколько стоянок, с каждым днем уходили все дальше от Ираклиона, но пока ничего не обнаружили. На месте приходилось прочесывать буквально каждый метр, потому что письма и дневники отца не содержали точных координат, разве что приблизительные ориентиры. С каждым днем она все меньше верила в идею отца и все больше волновалась за Ригана. Первое время он ещё мог совершать вылазки в Ираклион и кормиться, а когда они ушли достаточно далеко, это стало проблематично. Приходилось брать одну из лошадей, которых они использовали для перевозки вещей и оборудования, но не всегда получалось. Существовала вероятность не успеть к утру, а зная Тому, такое могло сулить крупные неприятности. Солнце, как назло, палило нещадно. Не было практически ни одного пасмурного дня. Риган выбирался из палатки только в случае крайней на то необходимости, и выглядел при этом неважно. Не спасала ни одежда, ни перчатки, ни широкополая шляпа, полностью закрывавшая лицо — без крови он слабел значительно быстрее и дневной свет в прямом смысле становился для него губительным. Ив сходила с ума, понимая, что ещё чуть-чуть — и ей придется выбирать между делом своей жизни и любимым человеком, и она уже знала, кого выберет. Как-то один из ребят презрительно пробормотал, что хилым англичанам, которые боятся солнца, не место в таких походах. Правда, тут же заработал такой взгляд от Томы, под которым должен был испариться сам. Он ретировался, и с тех пор больше никто не предпринимал попыток намекать на беспомощность Ригана.
Она чувствовала себя вымотанной и уставшей: днем Ив помогала археологам, а ночи проводила с ним. Она делилась с Риганом кровью, не жалея себя, а на следующее утро ходила бледная, в ушах стоял звон, а сосредоточиться на работе практически не удавалось. Они не заговаривали с ним о происходящем, но Ив дала себе ещё максимум пару дней, после чего собиралась уезжать. В противном случае ни он, ни она могли не пережить этого приключения. Утром второго дня, во время завтрака, она упала в обморок на глазах у всех, а в себя пришла уже в палатке.
Взгляд Дюпона был мрачен и более чем красноречив. В ответ на её слабую улыбку опекун сорвал с её шеи платок, Ив даже ахнуть не успела. Он смотрел на шею, где явно проступали следы зубов Ригана, а она замерла, чувствуя себя застигнутой на месте преступления, как будто сама пила чью-то кровь.
