, прогуливаться или читать или вышивать. Здесь собиралась младшая половина института. Это был летучий клуб — беспокойный, любящий посплетничать и придумать сообща большую шалость.
После большой перемены были опять уроки до обеда. На обед нам давали три блюда, причем следили, чтобы все всё ели, после обеда можно было есть свои фрукты и конфеты. Потом был свободный час в классе или в зале, после которого до самого сна нужно было готовить уроки. Классные дамы, немецкие и французские[188], дежурили через день, весь класс делился на два лагеря — приверженцев той или другой. Я предпочитала немецкую из многих соображений. Во-первых, она была молода, умна, изящна, во-вторых, относилась к нам очень сердечно, помогала готовить уроки и разбираться во многих вопросах, и, наконец, она была единственным человеком в институте, связывавшим нас с действительностью: она читала нам газеты и рассказывала случаи из жизни, не слишком тенденциозные, но поучительные. С ней можно было говорить о чем угодно — казалось, она все понимала и все знала. У нее было забавное прозвище — «Фикса», потому что в первые дни своего появления она часто говорила: Fix, fix, Kinder[189]!
Французская «классидра» была ей полной противоположностью: ограниченная, трусливая, занятая личными делами, рассеянная и неряшливая. Первое время, когда меня, как новенькую, «изводили» (дразнили, приставали), я часто плакала по вечерам в постели. «Фикса» подходила ко мне, утешала и советовала грубоватым тоном: «Брось, Ваксель, не стоит». Я соглашалась, что действительно, не стоит, и успокаивалась. Иногда при ночнике, когда не могла долго заснуть, следила, как отваливаются одна за другой ленты-косоплетки, разглаженные мокрыми за горячей голландской печкой.
В другие вечера, когда мне хотелось спать, это часто не удавалось, потому что девочки устраивали импровизированные ужины, брали тайком от вечернего чая с собой все, что можно: булки с выщипанной серединой, замененной вареньем, печенье, конфеты, фрукты — одним словом, все, что удавалось захватить. Есть никому не хотелось, но потому, что так трудно было пронести все это, все ели и хвастались. В карманах не полагалось носить ничего, кроме носового платка, но, конечно, это правило не соблюдалось. В кармане институтки можно было найти множество характернейших вещей: обязательно зеркальце, хотя бы вершок длиной, потом пилку для ногтей, ножницы, обрывки вчерашней «шпаргалки» (fukelappa)
