Начальник боепитания | страница 30
— Дедушка, — вдруг вспомнил Гриша, — а Кривин, которого расстреляли, это тот самый, которого Диковский подозревал? Значит, Семён Крикунов своё дело сделал? Разоблачили Кривина?
— Сделал, Гришенька, сделал…
— Дедушка, а если теперь…
Гриша придвинулся вплотную к пастуху и начал что-то оживлённо шептать ему на ухо.
Вязьмин внимательно слушал, кивал головой, то хмурился, то улыбался и, наконец, сказал:
— Умно ты задумал, Гришенька. За твою мать, за сестру, за Тихона их всех бы на тот свет отправить. Только опасно всё это.
— Я не боюсь.
— Рисковать с умом нужно. Ладно. Подумаем, посоветуемся, потом решим, а мысль твоя верная.
Шли дни, а Кондрат Вязьмин молчал. Гриша хотел ему напомнить о разговоре, но пастух однажды перед вечером сам сказал:
— Гришенька, приходи ко мне сегодня ночевать.
Мальчик с нетерпением ждал вечера. Может быть, он увидит самого Диковского?..
Как только начало смеркаться, мальчик пришёл к Вязьмину.
Старик как ни в чём не бывало напоил Гришу чаем, поговорили о том, о сём. Потом дед поднялся, достал полушубок, постелил его на лавке и, сдерживая зевоту, сказал:
— Давай, Гришенька, ложись-ка спать.
У мальчика вертелся на языке вопрос, что всё это значит, но почему-то расспрашивать деда не решался.
Гриша старался не спать: вертелся на лавке, прислушивался. Но сон незаметно подкрался. И он уснул. Проснулся от какого-то шороха и сразу почувствовал: в избе есть кто-то посторонний. Гриша сел, лавка скрипнула. Дед спросил:
— Ты что, Гришенька?
Гриша гмыкнул что-то нечленораздельное, а чей-то незнакомый голос произнёс:
— Иди, дед, подежурь, а мы поговорим.
Кондрат тихонько прихлопнул дверь, а незнакомец подсел к Грише на лавку.
— Рассказал мне дед о твоём плане, — негромко сказал мужчина.
«Диковский», — мелькнула у Гриши радостная догадка.
А Диковский продолжал:
— Обсуждали мы его с товарищами и решили…
Диковский замолчал, а Гриша весь напрягся в ожидании.
— Решили, что план дельный и выполнимый. Только нужно все мелочи продумать, ничего не упустить, иначе…
Часа два говорили они. Под конец Диковский спросил:
— Ну как, орёл, не дрогнешь?
— Я не боюсь. С мальчишки что возьмут?
— Если не дрогнешь, то всё будет хорошо. Ты учти, Григорий, вашему коменданту тяжело приходится. Начальство требует любой ценой ликвидировать партизан, иначе на фронт отправят. Мечется он, а ничего не выходит. Так что для твоего плана почва уже готова. Комендант сейчас на всё готов.
Под утро Диковский ушёл, а вечером того же дня, пригнав коров, Гриша пошёл прямо в комендатуру. Во рту неприятно пересохло, и в коленках была какая-то слабость. «Сумею ли, не выдам ли себя?» — билась тревожная мысль.