— Что такое? — настораживается она.
— Просто смотрю на твой топ. По-моему, он тебе малость великоват.
— Сейчас так модно, — отвечает она.
Все еще смеясь, я вхожу в холл и закрываю за собой дверь. Чувствую я себя незваным гостем.
— Хочешь чего-нибудь выпить? — спрашивает Никола.
— Да нет, спасибо.
— Я как раз пью чай, так что…
— Спасибо, не надо.
Она, кажется, сбита с толку. Я догадываюсь, что ей хочется изобразить хозяйку дома.
— А может, есть хочешь? — с надеждой спрашивает она.
— Хочу, — вру я. — А что у тебя есть?
— Могу сделать тосты с бобами, или тосты с яичницей, или еще тосты с сыром.
— Вижу, с тостером ты обращаться умеешь!
Она смеется.
— И еще печенье есть.
— Отлично. Буду благодарен за все, что предложишь.
— Мама в понедельник купила какое-то печенье, немецкое или бельгийское, в общем, какое-то заграничное — пальчики оближешь! Только мы его все уже съели, — вздыхает она. — Осталось одно «Аппетитное», а оно совсем не такое вкусное. Ты любишь «Аппетитное»?
— Отчего же нет? Люблю.
Никола задумчиво смотрит на меня.
— Только оно не шоколадное, а простое.
— И простое люблю.
Никола вздыхает с облегчением.
— Присаживайся, пожалуйста, в гостиной, — говорит она тоном радушной хозяйки, — через минуту ужин будет готов.
Иду, как мне было сказано, в гостиную и оглядываюсь кругом. В углу — телевизор и видеомагнитофон, широкий диван у стены, два кресла. В двух альковах — книжные полки с сотнями книг, рядом пианино и скрипка в футляре. Стеклянная дверь в стене напротив ведет в крошечный садик. Я улыбаюсь, поймав себя на том, что продумываю путь к отступлению.
По всей комнате — фотографии Николы: на стенах, на каминной полке. Я внимательно их разглядываю. Вот Никола — младенец в детской кроватке, вот — кроха в ярко-голубом платьице; вот уже знакомая мне Никола с матерью и двумя пожилыми людьми — очевидно, дедушкой и бабушкой — в саду; а вот Никола на пляже с совком и ведерком — здесь ей, должно быть, лет шесть-семь. Наконец подхожу к парадной школьной фотографии: Никола девяти-десяти лет в школьной форме. Мне вспоминается, как она смотрела фотографии у меня дома. Теперь понимаю, что она чувствовала — словно приоткрылось окно в запретный мир, куда ей хода нет.
— Ужин готов, — объявляет Никола, входя в комнату.
Печенье она достала из упаковки и красиво разложила на тарелочке — одно это говорит о ней красноречивее всяких слов. А то, что я это заметил, красноречивее всего говорит обо мне. Я беру одно, а она ставит блюдце на столик рядом со своей чашкой чая.
