Ужин вдвоём | страница 61
Под окном стоит просторный письменный стол, а на нем — мой ноутбук. Иногда Иззи сюда заглядывает, но обычно предпочитает работать на кухне, где больше света. На столе — лампа, факс и карликовая пальма: Иззи прикупила ее на прошлой неделе на какой-то барахолке в Кемден-Тауне и притащила в кабинет, заявив, что мне не помешает кислород. В углу — потертое кожаное кресло, унаследованное мною от бывшей девушки. На полу — груды журналов, в том числе «Femme» и «Громкий звук». Постеров на стенах нет — на мой взгляд, это для пацанов: но над столом висит белый учебный экран для записей, который я, повинуясь какому-то внезапному импульсу, купил как-то на Бродвее. Пишу я на нем довольно редко. Месяц назад составил список неотложных дел из двадцати пяти пунктов — пока что вычеркнуты только четыре. Взяв фломастер, я зачеркиваю пункт номер двадцать два: «Купить какое-нибудь комнатное растение» — и приписываю внизу пункт номер двадцать шесть: «Разобраться с тем, во что превратилась моя жизнь».
Достаю из сумки письмо Николы и задумываюсь, что же с ним делать. Мне стыдно уже за то, что притащил его домой: но рисковать, оставляя его на работе, я не могу, а повсюду носить с собой — тем более. Я даже подумываю от него избавиться — но сам чувствую, что этого делать не стоит. Остается только спрятать. Я озираю кабинет в поисках подходящего тайника, наконец подхожу к полкам и достаю один из двенадцатидюймовых синглов. Здесь три песни группы «Parachute Men» под общим заглавием «Разреши мне надеть твою куртку». Купил я этот сингл лет десять назад, услышав пару их песен в два часа ночи на инди-вечеринке в маленьком клубе в Кемден-Тауне. В то время я абсолютно точно знал, чего хочу от музыки: страсти, огня и женского вокала, как у Дебби Харри. Думаю, распродали они не больше двух-трех тысяч копий: но для меня этот сингл стоит больше, чем монозапись «Blonde On Blonde» или любой из множества семидюймовых японских синглов «Beatles», за которые люди вроде меня готовы душу продать. Если бы наш дом загорелся и мне разрешили спасти только три вещи, я бы вынес из огня вот что (и именно в таком порядке): Иззи, эту запись и Артура. Кота — последним, потому что иначе Иззи заставила бы меня забрать хай-фай. Я прячу письмо и снимки в запыленный конверт сингла и ставлю его на место.
Будь сегодня обычный день, я бы первым делом поставил какой-нибудь приятный компакт, надел наушники, устроился поудобнее в кожаном кресле и забыл бы обо всем минут на сорок. К окончанию альбома я, возможно, и не решил бы своих проблем, но, безусловно, снова ощутил бы себя в ладу с миром. Но сегодня я знаю: это бессмысленно. Ни у Скотта Уокера, ни у Лорин Хилл, ни у Марка Эйтцела, ни у Чака Ди, ни у Бет Ортон, ни у «GZA», ни у Бьорк, ни у д'Анджело, ни у Родди Фрейма, ни у любого другого из тысяч музыкантов, переполняющих мою коллекцию, я не найду ответов на свои вопросы. В первый раз в жизни музыке я предпочитаю тишину.