— Все делаю, — она возмутилась, — да я ВСЁ для себя делаю!
— Вот и враки! — Винни-Фей рассмеялся. — Твое ВСЁ — это НИЧЕГО на самом деле. Ты и трех дел не назовешь.
— Как это не назову? Вот, например, я читаю для себя — это раз!
— Ага, еще скажи — зубы чищу и уши мою — как раз три получится. Вот скажи — ты для себя отдыхать когда ездила? Чтоб просто так — для себя. Не за компанию, не попутно дела какие-то решая, не потому что звали сильно, а просто — потому что устала? Или массаж — не потому что спина болит или шея не гнется, а потому что приятно? Или бабу снежную лепила, может быть? Или стихи, может быть, сочиняла? Про весну вот — самое время сочинять: весна, пичужки, всякая фигня романтическая…
Она готова была уже рассердиться — что за глупые разговоры! — но что-то останавливало ее, и она в растерянности забормотала о нехватке времени, о невозможности вырваться, о том, что для себя она не привыкла…
— Не мороси! — нахальный Фей снял свою смешную шапочку, достал из нее леденец и протянул ей. — Держи — это Конфета-Поэта.
— Чья конфета? — она недоверчиво повертела ее в пальцах, с изумлением глядя на лысину Фея, которая покрылась уже двухсантиметровой рыжеватой прической.
— Ничья. Это сорт такой. Есть, допустим, Золотой Петушок, он же Павлин-Мавлин, а это — Конфета-Поэта, понятно?
— Непонятно, — она сунула конфету в рот, разглядывая фантик, — а по вкусу — это «Взлетная», — определила она.
— Ага, сейчас взлетишь, — Фей-Хуан смотрел на нее выжидательно. — Ну что ты молчишь, давай!
— Что давай? — удивилась она.
— Стихи давай! Я ж тебе Конфету-Поэту вручил, и тему дал: весна, пичужки, фигня всякая!
Она от неожиданности чуть не поперхнулась конфетой, но вдруг открыла рот и, ощущая себя против всяких законов реальности, неожиданно произнесла, немного запинаясь:
Весна…
Пичужки…
Всякая фигня…
— сама удивилась словам, которые явно совершенно самостоятельно, а не по велению ее воли вылетали изо рта, и воскликнула громко:
Хочу туда, где явно нет меня!
И вдруг успокоилась. Улыбнулась. Посмотрела на Фея, который кивал ей одобрительно, и продолжила уже совершенно свободно:
Хочу туда, где ясен горизонт,
где у воды большой дырявый зонт
где море бьется, свежестью маня
таверна, парус, всякая фигня…
Фей, неотрывно наблюдающий за ней, довольно перевел дух, улыбнулся и вдруг брякнул ехидно:
— И жесткий грязный лежак на гальке.
Она, совершенно ошарашенная происходящим, попыталась слабо возмутиться, но вместо этого снова задумалась на секунду и, словно разглядывая морской пейзаж, гальку, отблески солнца на воде, изрекла, на этот раз еще более уверенно:
