«Надо спасать людей, Смит, они верят тебе! — услышал я голос позади себя. — И это — твой долг! Ты слышишь меня, Смит?» Привыкший находить быстрые и правильные решения, я приказал открыть большую бетонированную яму, которая служила для закладки силоса и кормов, и укрыться в ней. Сейчас она пустовала, в ней было сухо и чисто, глубина этого хранилища позволяла человеку находиться в ней во весь рост. И самое главное — она закрывалась тяжелой плитой, как школьный пенал, двигаясь вперед и назад. Плита управлялась пультом, плавно открываясь и закрываясь. Я взглянул на небо, не вскидывая головы, одними глазами. Черная птица швыряла молнии уже совсем рядом. Страшный гул, сравнимый лишь с приближающимся поездом, надвигался все ближе и ближе. Я бросил тоскливый взгляд в сторону нашего селения, и у меня заныло сердце. Нетерпение, которое я жестоко удерживал внутри себя, более не желало быть узником и рвалось наружу. Когда, наконец, последний работник укрылся в траншее, я задвинул плиту, оставив довольно большую щель, через которую свободно мог бы проникнуть человек, если вдруг ураган выведет из строя систему управления плитой. Проделав все это, я наклонился над щелью и с грустью оглядел всех, поймав себя на мысли, что я прощаюсь с каждым из них, и мне стало не по себе.
— Хозяин! Прыгайте скорее сюда! — раздался чей-то голос из полумрака.
— Удачи! — выпалил я, бросив пульт в дыру. Чьи-то руки поймали его. Я вскочил и бросился к машине.
— Смит, это безумие! Вернись! Ты погибнешь! Смерч движется слишком быстро! — услышал я голос жокея.
Но с этой минуты я ничего не слышал и не воспринимал, я был движимый одной целью — спасти свою семью. Единственное, что меня радовало, так это оставшееся у меня умение водить автомобиль по пересеченной местности, не утраченное мною с молодых лет. Когда-то я был отчаянным участником гонок на выживание. В зеркале заднего обзора я видел — черная птица движется совсем не равномерно и не по прямой. Она как будто неистовствует, кого-то ищет или ловит, ослепленная яростью — бросается из стороны в сторону, кружится, ощупывая своим зловещим клювом землю, круша, руша и убивая. Хаос, который черная птица оставляла после своего полета, не поддавался никакому описанию — вывернутые с корнем деревья были разломаны ею с легкостью, просто шутя, смяты дома, искорёжены и завязаны в узлы железные балки, раздавлены и разорваны автомобили. Все живое, попавшее в ее клюв, было убито. Мчался я очень быстро, выжимая из маленького «Феррари» все возможное и невозможное. Смерч был совсем рядом, но и до селения оставалось не более минуты езды. Выезжая на холм, я обернулся, чтобы увидеть свою ферму, может быть, в последний раз. Смерч подобрался к ней вплотную. Но как возликовало мое сердце, когда я увидел, как клюв черной птицы сделал несколько невообразимых рытвин вдоль забора фермы, поглотил большую часть брикетов с соломой, а остаток расшвырял вокруг и удалился, ища что-то более интересное. Десятка секунд хватило мне, чтобы я спустился в нишу к реке. Оставалось подняться на высокий холм, преодолеть довольно крутой подъем и оказаться дома. Спустившись в нишу, я уже не мог видеть ни своей фермы, ни своего дома, не было видно и хищного клюва черной птицы, хотя крылья ее метали молнии прямо надо мной. Знаешь, Алекс, я был полностью уверен, что, пройдя часть своего жизненного пути, я полностью утратил способность чему-то удивляться или что нечто во мне может вызвать ужас и смятение. Мне казалось, что нервы мои крепки и воля моя несокрушима. Но я был слишком самонадеян… — сказал Смит, усмехнувшись, вскинул голову и окинул собеседников печальным взглядом. Потом продолжил:
