— Да, однако… — сказал Алекс, подражая шаману.
— Это я, знаете, так однако, к слову говоря… а, впрочем, дождемся света.
Свет недолго заставил себя ждать, вспыхнул необыкновенно ярко.
— Алекс, тебе нужно всего-навсего пристально посмотреть в глаза собеседнику. Смит, а вы продолжайте свой рассказ. Вот, собственно, и все. — Шаман зевнул, без надобности потрогал мешочки со снадобьями и закрыл глаза.
Некоторое время царила тишина, Смит молчал и сидел так, как обычно это делает долго нездоровый человек — принуждая себя, с затаенным желанием на скорейший отдых и, может быть, выздоровление. Алекс пристально смотрел в глаза Смита, пытаясь распознать его мысли, но тщетно.
— Да, — сказал, наконец, Смит в глубокой задумчивости, но посмотрел довольно дерзко и скривил рот на манер улыбки, — зачем я жил? Для какой цели? Возможно, она существовала, но я не распознал ее… — продолжил Смит. — Я утилитарно воспринимал все существующее вокруг себя. Для меня не существовало ни животных, ни растений, ни даже людей, которые не были мне близки или знакомы. Зверей, птиц, растений, насекомых, людей — все на свете я расценивал исключительно сообразно тому, в какой мере они полезны мне. Я был абсолютно уверен, что не я живу в большом мире, а мир существует исключительно для меня. Я заботился только о материальном, только о своем процветании. Я ощущал ценность только самого себя. «А, значит, — думал я, — самой природой указано пользоваться жизнями животных и растений так, как это мне полезно», — выпалил Смит на одном дыхании. Он устало опустил голову себе в ладонь, помолчал немного, а затем продолжил: — Я хочу начать все с самого начала… — Глаза его потемнели, но были по-прежнему печальны, он улыбнулся, стараясь скрыть волнение от нахлынувших воспоминаний. — Элис… У меня есть дочь Элис, ей всего пятнадцать лет. — Смит отвернулся, но Алекс успел заметить влажный блеск его глаз. — Моя дочь Элис, она такая хрупкая, тоненькая, совсем не такая, как все ее сверстницы. — Смит доверительно, совсем открыто взглянул Алексу в глаза, все равно как близкому другу. Алекс ответил тем же.
Неожиданно стало совсем светло, Алекс изумленно огляделся, пытаясь понять причину произошедших изменений, но то, что он увидел, показалось ему невозможным. Он, как и прежде продолжал сидеть на лавке в бараке, но глаза его осматривали другой — нездешний, незнакомый ему мир. Этот другой мир он видел так, как если бы перед ним был аквариум с рыбками, который можно беспрепятственно рассматривать со всех сторон, не выдавая при этом своего присутствия. Это было чистое созерцание, без всякой возможности влиять на события. Чувства захлестнули Алекса: страх, осторожность, любопытство и радость — все смешалось, и он понял, что проник в память Смита. Он ясно слышал рассказ Смита, похрапывание шамана и одновременно видел, как тихий летний вечер заполнил тот, нездешний мир, как солнце там уже касается верхушек леса, который тянется по одну сторону неширокой реки. Золотой с багрянцем, солнечный свет мягко струился сквозь замысловатый ажур листвы. Теплый, слегка влажный ветер, напоенный дивными запахами трав и цветов с ближайших лугов, беззаботно, как ребенок, играл листьями и шуршал, прячась в высоком прибрежном камыше. По другую сторону реки был холм, покрытый травой и луговыми цветами, который спускался почти к самому ее берегу, зелень холма не доставала воды всего несколько метров. Этими несколькими метрами владел песок, крупный, чистый, зернистый. Песок уходил в воду, выстилая собой пологое дно. Вода речушки — чистая, звенящая, но прохладная, по всей видимости рожденная множеством ключей, бивших с ее дна, не дававших ей прогреться и создававших ее течение.
