— Нет. Просто как-то не по себе немного.
Виталька зарывается лицом в волосы Даны. Когда он услышал о том, что на нее напали, он решил, что сам убьет Крата, но природная осторожность взяла верх. Виталька ненавидел маленького ублюдка всей душой, только ему не хотелось в тюрьму. Он решил все обдумать. И вот теперь они это сделают. Единственное, о чем жалеет Виталька, — так это о том, что Данка уперлась и пошла с ними. Но спорить с ней бесполезно, он это знает. Они все знают.
Наконец Крат достигает границы света и тени. Вот он делает несколько шагов и вступает в темноту лесопосадки. Осталось пройти совсем немного, каких-нибудь триста метров, но идти приходится вслепую по узкой тропинке. Крат спотыкается, падает и грязно ругается.
— Помочь?
Голос из темноты звучит знакомо и ненавистно. Крат знает этот голос, но не может вспомнить, кому он принадлежит.
— Иди ты на…
— Зря ты. А у меня выпивка есть.
— Михей? Ты? Темно, как у негра в жо…. — Крат решает, что перед ним Михей.
— А ты и там успел побывать? Говорят, ты что-то особенное придумал?
— Я эту Кошку во все дыры поимею, а потом…
Крат снова спотыкается. Его поднимают заботливые руки.
— А Цыба тебе за это…
— Насрать на Цыбу. И на Танкера, ублюдка. Цыган он боится. Так и станут цыгане за Кошку подписываться.
— За Кошку не станут, а за Витальку подпишутся.
— Я с Виталькой разберусь по-своему. Стукну на него ментам — и сядет он.
— Ну и будешь сукой. На вот, выпей.
В руки Крата ложится бутылка.
— Пей, не сомневайся.
— Сколько?
— Сколько сможешь.
Крат икает от удивления. На какой-то миг в его сознании проскальзывает сомнение: а Михей ли это? Голос, который с ним говорит, совсем другой. Этот голос Крат ненавидит почти так же сильно, как и Кошку.
— Михей, это ты?
— А кто тут еще может быть?
— Не знаю.
— Пей, сейчас узнаешь.
Вожделенная емкость у него в руках, и Крат прикладывается к горлышку. Он не чувствует вкуса напитка, потому что привык к самогону, а эта бутылка куплена в магазине.
— Что за дерьмо?
— «Столичная», пей.
Крат глотает, боясь, что Михей передумает и отберет бутылку. Чьи-то руки удерживают его от падения, но Крат не задумывается, сколько этих рук. Ему уже все равно. Захлебываясь, он пытается рассказывать о своих огорчениях. Но рядом с ним тихо. Скоро бутылка пустеет, и Крата клонит в сон. Ему кажется, что он лежит в сторожке у Михея.
— Я эту Кошку…
— Точно, Крат. Но когда-нибудь потом.
И этот голос Крат ненавидит. Кто это? Данка? Но откуда бы ей здесь взяться? И что там так гремит?
