В тот день Цыба едва не опоздал. Дело в том, что Кис, парень из группы Крата, рассказал ему, что Крат выиграл в карты на желание — и «заказал» Дану парням с Варны, и сегодня они должны ее убить — в уплату карточного долга.
Цыба ворвался на остановку, как смерч, несущий разрушение. Его мотоцикл свалился на бок, а нападающие оставили Дану и попробовали наброситься на Цыбу, но напрасно. Разве можно остановить разъяренного носорога? Только выстрелом из пушки. Но пушки у ребят не было.
— Ты как? — Цыба присел около Даны. — Ничего?
— Ничего, нормально.
— Тогда поехали.
Дома Дана торопливо привела в порядок одежду. На лице синяков не осталось, парни вряд ли всерьез собирались убить ее, но Дана взбесилась. Что-то темное и грязное, чего она всегда избегала, догнало ее, ворвалось в ее мир и разрушило его. Дана поняла, что, пока она здесь, она уязвима. Вот если бы стать кем-то, кого пальцем тронуть боятся! На это надо много денег, а их нет и, наверное, пока не будет. Крат. Вот кто должен заплатить за то, что она сегодня чувствовала себя несчастной. Она ненавидела ощущение ущербности, а еще здорово болел бок. Крат должен заплатить за все.
— Его надо убить, — Виталька сжимает жилистый кулак. — И мы его убьем.
— А потом в тюрьму? — Цыба полон здорового оптимизма. — Нам-то ничего, а как Данка с Танюхой?
— Танюхе тоже ничего. А Данке — нет, нельзя.
— Это почему еще? — Дана вскинулась, бок заныл. — Я что, хуже вас?
— Не. — Цыба улыбнулся. — Лучше. Но тебя там точно убьют.
Они принимали Дану такой, какой она была. Они росли вместе и воспринимали чудачества подружки как нечто само собой разумеющееся. Они терпели ее уходы в себя, ее вечное бдение над книжками — даже на «точке» Дана что-то читала. Они понимали ее стремление держаться «в рамках», потому что бывали в ее доме и видели, что там не так, как у них. Дядя Слава не напивался, тетя Катя не дралась и не водила мужиков. Они признавали за Даной право жить так, как она хочет, но относились к ней немного снисходительно, как к младшей. Потому что к девяти Дана торопилась домой, а они провожали ее и уходили в ночь. Дана знала, что они там делают, но она тоже признавала за друзьями право жить по-своему, понимая, что у них просто так сложилось.
Виталька был своим среди цыган, наверное, сыграла роль его внешность. Смуглый и черноглазый, он все же отличался от цыган тонкими чертами лица и оттенком кожи. Но это не мешало ему толкать в районе наркотики, потому что его отца к тому времени выгнали с работы за пьянки, мать выбилась из сил и постоянно болела, а Виталька был самолюбивым и мечтал «выбраться». Он хотел, чтобы у него когда-нибудь появился хороший дом, много денег, и тогда он осмелится сказать Данке, как он к ней относится.
