— Простите, сэр. Его сиятельство покорнейше просит Вас пройти к нему в библиотеку.
Лоус-Парлби оглядел посыльного, сердце у него екнуло. Необоримая тревога навалилась на адвоката. Что-то шло не так, но в то же время все было так глупо, так пустячно! В крайнем случае, он всегда мог извиниться. Уверенно улыбнувшись Адели, Лоус-Парлби ответил:
— Что ж, разумеется, с удовольствием. Прости, дорогая.
Он последовал за внушительным слугой. Едва ступив на ковер в библиотеке, адвокат понял, что его самые худшие опасения подтверждаются. На мгновение ему показалось, что лорд Вермеер один, но затем он заметил сжавшегося в кресле в углу, как кусок скомканного пергамента, старого Стивена Мансарда. Лорд Вермеер взял с места в карьер. Стоило двери закрыться, он взревел:
— Ты что творишь?
— Прошу прощения, сэр. Боюсь, я не совсем понимаю. Если Сэндимэн…
— Сэндимэн уехал.
— Как жаль.
— Жаль! Да уж, тебе должно быть жаль! Ты оскорбил его. Мой будущий зять оскорбил его в моем же доме!
— Мне очень жаль. Я не думал…
— Не думал! Сядь. И попрощайся с мыслью о моей дочери. Ты нанес непростительное оскорбление не только ему, но и мне.
— Но я…
— Помолчи. Известно ли тебе, что правительство собиралось заключить с этим человеком более чем выгодное соглашение? Известно ли тебе, что дело было практически решено? Уступки, на которые мы намеревались пойти, стоили бы казне тридцать миллионов фунтов, и это еще дешево. Слышишь меня? Это еще дешево! Баккан — одна из самых уязвимых окраин Империи. Зона постоянного риска. Если какая-то сила сумеет узурпировать власть — а, заметь, проклятый район уже бурлит от этих новых веяний — ты знаешь, о чем я, — мы и глазом не моргнем, как весь восток окажется в огне! Индия! Силы небесные! Контракт, о котором мы говорили, предотвратил бы опасность. И вдруг, болван, появляешься ты и оскорбляешь человека, чье слово решало все!
— Позвольте, сэр, откуда мне было знать…
— Неоткуда! Но ты, бестолочь, превысил все пределы. Оскорбил его из-за какой-то чуши — и это в моем доме!
— Он сказал, что знает, где Уич-стрит. Но он ошибался. Я поправил его.
— Уич-стрит! Да катись она к дьяволу! Тебе следовало согласиться, скажи он даже, что Уич-стрит на луне! Твоему поступку нет оправданий. А еще лезешь в политику!
Изрядный цинизм последней фразы остался без внимания. Выбитый из колеи Лоус-Парлби промямлил:
— Сожалею.
— Меня не интересуют твои сожаления. Я хочу действий.
— Каких, сэр?
— Ты поедешь прямо к мистеру Сэндимэну, найдешь его и извинишься. В конце концов, признаешь его правоту насчет Уич-стрит. Не сегодня вечером, так завтра утром. Даю тебе времени до завтрашнего полудня. И если к тому моменту ты не принесешь мистеру Сэндимэну достаточных извинений, ноги твоей не будет в этом доме, и свадьбе не бывать. Более того, я употреблю все свое влияние, чтобы выгнать тебя из профессии, которую ты опозорил. Можешь идти.
