Вся беда была в том, что нам не хватало самолетов: мало было бомбардировщиков, еще меньше — истребителей, нехватки усугублялись потерями опытных летчиков и боевой техники. Острой болью в сердце каждого из нас отозвалась гибель заместителя командира пятой эскадрильи капитана Стаднюка, его штурмана старшего лейтенанта Федосова. Они не были новичками в авиации, хорошо знали свое дело. Оба, к тому же, слыли в полку людьми со странностями, и нередко можно было слышать шутки в их адрес. В дни учебных полетов Стаднюк всегда был оживленным, общительным и загорался неуемной деятельностью человека, страстно любившего авиацию и до конца преданного летному делу. В дни же, когда не было полетов, он преображался до неузнаваемости, становился замкнутым, часто погружался в какие-то свои, ему одному известные размышления, и тогда он никого и ничего вокруг себя не замечал.
В отличие от сухощавого Стаднюка, Федосов был высокого роста, широк в плечах. Во всей его фигуре чувствовалась нерастраченная физическая сила. Оба они были любителями шахмат, но удовлетворение от игры получали только тогда, когда играли между собой и вдали от любопытных глаз. Перед тем, как сесть за доску, они обязательно выискивали укромное местечко, дабы скрыться от посторонних наблюдателей. Игра у них проходила в полном молчании и только время от времени сопровождалась междометиями да похлопыванием или потиранием рук.
25 июня Стаднюк и Федосов повели пятерку других самолетов на бомбардировку танковой колонны противника. Колонна встретила самолеты огнем зенитных пушек и пулеметов. Во время бомбежки осколком снаряда у самолета Стаднюка заклинило правый мотор. Остановка одного мотора в воздухе — это еще не самое страшное. Можно дойти и на одном. Но вскоре оказалось, что левый мотор тянет плохо. Стаднюк уже не мог оставаться на месте ведущего. Заметив мертво торчащий винт мотора, ведомые пилоты стали гасить скорость, чтобы не оставлять командира одного. Стаднюк же, не желая подвергать экипажи опасности возможного нападения фашистских истребителей, высунув руку из кабины, отмахал сигнал уходить всем домой, а сам с небольшим разворотом пошел на снижение. Ему надо было развернуться на обратный курс и дотянуть как можно ближе к аэродрому. Но самолет уже не летел, а едва удерживался в воздухе усилиями пилота. Присмотрев подходящее место и не выпуская шасси, Стаднюк посадил самолет на «пузо». Быстрее, чем обычно, все трое — он, штурман и стрелок-радист Балакин — освободились от парашютов и выбрались из кабин. Поразмыслили с минуту. Дорога, по которой двигались немцы, проходила недалеко, и оттуда вполне могли заметить снижение самолета. Похлопав ладонью по фюзеляжу, Стаднюк обратился к стрелку-радисту:
