Каменный пояс, 1983 | страница 41



— Я, между прочим, тоже сталевар, — Иван Никитович обернулся на голос. — Вы в цехе были? — парень кивнул. — И печи видели? — опять кивнул. — Чудесно. А возле печей лопаты? Лопаты видели в мартене?

Пожал плечами «сталевар»: не помнит. Вроде, видел.

— Ну, ладно. Присадка, что такое? Отвечать, как на уроке.

— Присадка? Материал, вводимый в печь в процессе плавки!

— Вводимый чем? Лопатой. А вы ее не тем концом берете. Вот как должна она ходить…

Нет, не отвыкли руки сталевара от лопаты. Щебень с легким клекотом ложился на дорожку не ближе и не дальше, а там точь-в-точь, где нужно лечь, как будто на лопате стоял оптический прицел. Ни шага лишнего, ни лишнего усилия. Красиво. Красив любой умелый труд.

— Считайте, нашей группе повезло! Мы здесь такую практику пройдем, ребята, за день, какую не пройти в цехе и за год.

Хозяина лопаты одолевал рабочий зуд, и он все бегал следом, ловясь за черенок.

— Иван Никитович, отдайте. Да хватит вам, дайте я…

— Держи.

Хрустят лопаты, теплеет солнце, и оседают кучи щебня, плавясь, как шихта в мартеновской печи. Всего лишь за день парни раскидали и разровняли щебень, на что по нормам четыре смены отводилось. И ничего, что нет на сталеварах брезентовых костюмов и кепок с темными очками у козырьков. Все это скоро будет.

Скоро начнут эти ребята свою новую, рабочую жизнь. Велик труд рабочего! Велик коллективизмом, творчеством, энтузиазмом. Да, он огромное богатство, и все как есть передается молодым — владейте!

ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Антонина Юдина

СТИХИ

* * *

О тайна близкого лица!
Разъединенья не нарушу.
Ведь невозможно до конца
Предугадать иную душу.
В единстве будто беспредельном
Согласной песни голоса,
Но приглядись, судьбой отдельной
Поют у каждого глаза.

* * *

Мне снилось, что птицы меня не боятся:
На руки мои, как на ветви, садятся.
И щебет, и гомон, и клекот, и крик —
И я понимаю их птичий язык.
Мне снилась равнина, равнина пустая,
Но я прикоснусь — и цветы расцветают,
Махну рукавом — теплы ветры подуют
И пчелы над каждым цветком заколдуют.
Проснуться мне было не страшно ничуть:
Свобода мою переполнила грудь.
А друг посмотрел на меня тяжело:
«И что там за счастье случиться могло?»

НА РОДИНЕ МУСЫ ДЖАЛИЛЯ

Мустафино. Тепло, неповторимо
Пел самовар начищенной красы,
Цветущий нежно-сладковатым дымом,
Чтоб пить мне чай на родине Мусы.
Хозяин, подмигнув хитро и бодро,
Лукаво улыбается в усы:
«Пей чай, кызым! Хороший чай,
                            что доктор,
Особенно на родине Мусы».
А после, на исходе дня и лета,