— Подожди. Давай ещё поболтаем.
— О чём?
— Да ни о чём. Скажи, сколько у тебя мужчин было?
— Тебе что, интересно?
— Да нет, просто захотелось спросить.
— Ты, Саса, — второй. Да вот только если б этим дело кончилось…
— Да что ты! Но тогда ведь получается, что он — первый. Это что, правда?
— Правда. Он — мой первый мужчина.
— Но тогда почему после него так много…
— Я не говорю — много.
— Но я попал в это число без особых сложностей.
— Это всё он виноват. С самого начала такое вытворял… Правда, в то время он ещё со мной добрый был…
Саса почувствовал усталость.
— Сложно всё у тебя. Что-то мне спать захотелось.
— Ты всегда так. Вдруг я тебе в тягость становлюсь. Но это ничего. Давай всё-таки закончим этот разговор.
Она повесила трубку.
Сугико лежит навзничь, вытянувшись во весь рост.
Ноги её напряжены, а руки, как приклеенные, крепко прижаты к бокам. Накапав оливкового масла между сжатыми бёдрами, Саса нависает над девушкой.
Ситуация для Сугико, пожалуй, опасная.
Впрочем, Саса не стремится развести её стиснутые ноги. Не ему ведь придётся надевать на девушку белоснежное свадебное платье.
Вскоре Сугико привыкла к этой позе и стала считать её безопасной.
Так они занимались любовью уже полгода, но когда Саса пробовал раздвинуть ей бёдра, возбуждение сразу оставляло его.
Он тоже боялся. Однако можно ли было назвать Сугико девственной? Есть выражение «технически девственна», но его сильно занимал вопрос, как она сама себя ощущает.
Саса всё ещё не мог себе представить, как ведёт себя Сугико в молодой компании. Время от времени он видел у неё на ладони или у запястья следы свежих ожогов.
— Посмотри, какой ужас.
Сугико сама вытягивает руку, показывая глазами на ожог.
— Что это?
— Сигарету затушили. Когда мы все вместе выпивали.
Кто-то гасит сигарету об её руку. В воздухе на мгновение проносится еле уловимый запах палёной кожи. Сугико не отдёргивает руку, скорее, напротив, сама прижимает её к огню, — так представляет себе эту сцену Саса.
Всё указывало на то, что Сугико была склонна к мазохизму, однако Саса, несмотря на её поведение, видел в ней лишь двадцатидвухлетнюю девственницу.
Он накрывает её тело своим и в самое ухо шепчет непристойное слово.
— А ну-ка повтори.
Сугико послушно повторяет это слово тихим голосом, но через две-три секунды отворачивается с громким возгласом, стыдливым и возбуждённым. Перед его глазами голая, густо покрасневшая шея.
Однако стоит ему потерять контроль над собой, и Сугико начинает кричать свежим крепким голосом, будто очнувшись: «Прекрати!» или «Больно!»
