Глубокая борозда | страница 29
— Есть, понимаешь, и сорнячки. Годика через два-три выведем совсем. Верно ведь, Зина?
Зина, сидевшая на козлах за кучера, обернулась к нам, и по ее ярким губам пробежала усмешка.
— Если мне доверите сеять, то сорняки останутся, — она тут же погасила смех, сделалась серьезной.
Соколов поглядел на Зину, на меня, чему-то усмехнулся.
И тут мне вспомнилось заседание правления колхоза, когда было решено одно поле засеять в апреле. Я спросил: каков результат?
Зина отвернулась, и только сразу порозовевшие маленькие уши выдавали ее смущение.
— Иван Иванович, покажем товарищу корреспонденту то поле, — помолчав, предложила она.
— Ну что ж… Ты, понимаешь, хозяйка…
И минут через сорок мы были на «том поле». Оно являло собой чрезвычайно интересную картину — на нем явно выделялись три гряды пшеницы: в середине поля — реденькая, низенькая, сильно засоренная, почти спелая уже, а рядом — такая же полоса густой буйной пшеницы, только еще начинавшей буреть. И, что особенно интересно, на этом участке никакого сора. И, наконец, другой край поля — более широкая полоса менее рослой, но тоже слабозасоренной пшеницы.
— Значит, это и есть второе поле?
— Да, второе, — как-то нехотя ответила Зина и виновато посмотрела на Ивана Ивановича.
— Но тогда, помнится, говорилось о двух участках: половину засеять сразу, а половину поздней.
— Так и было сделано! — взволнованно заговорила Зина. Она рассказала, что половина поля была засеяна двадцать седьмого апреля, а вторая — двенадцатого мая. Но в конце мая стало ясно: на первом севе много сорняков, хорошего урожая там не жди. Тогда Соколов предложил половину засоренного поля взлущить, то есть уничтожить всходы, и заново засеять. Так появилась полоса буйной пшеницы.
Я попросил Зину определить урожай на всех трех участках.
— Да мы уже определяли, — вздохнула Зина. — На апрельском посеве — центнера четыре, а на пересеянном — шестнадцать наверняка будет… Это Иван Иванович виноват… Больше тысячи центнеров недобираем.
Соколов только усмехнулся.
— Конечно, виноваты, — заупрямилась Зина. — Разве не так? Нет, именно так! Вы же знали, что даже на этом бугре нельзя было в апреле сеять. Знали?
— Знал. Но все-таки, по совету агронома, решил попробовать. А вдруг удача…
— Нет, вы не правы, Иван Иванович, — горячилась Зина. — Вы знаете — у меня опыта мало… очень мало. На полях института мы действительно в апреле сеяли, но там, знаете, земля совсем другая: десятки лет ее удобряют, все сорнячки руками выпалываются, семена отборные, зернышко к зернышку… Почему позволили? — В голосе Зины послышались требовательные нотки.