А кто родил и вырастил Красовского? Вот она, среди публики. Обыкновенная старушка, на голове платочек в крапинку, крестьянские руки - извечно знакомый, мирный облик. Она появилась в зале, высоко держа небольшой листок бумаги, и так пронесла его вдоль всего прохода и молча протянула судье. Единственное, чем надеялась помочь сыну: справка о том, что в десятилетнем возрасте он переболел менингитом.
Судья взял, прочел, кивнул, а она продолжала стоять, глядя снизу вверх, и чего-то ждала. Немедленного воздействия заветной бумажки?
- Вы можете сесть, - сказал судья.
Послушно пошла, села. С непонимающим видом выслушала обвинительное заключение, механически оборачиваясь на каждый новый голос. И так девять дней. Припав к окуляру и взяв самый крупный план, оператор тщетно караулил смену выражений. Ничего. Только подавалась вперед, когда говорил сын.
Зато лица матери и вдовы Инара завораживали напряженной внутренней жизнью. Обе женщины держались стоически, будто поклявшись не выдавать своих чувств. Но экран имеет свойство обнажать даже скрытое.
Как они слушали показания Красовского! Окаменевшие, непроницаемые: одна глядя на сложенные на коленях руки, другая - невидяще, мимо судей, в окно. А убийца исповедовался заученно-грустным тоном. Теперь он уже не уверял, что все случилось "стихийно", не отрицал, что орудовал вилами. Его пятерня отпечаталась на ручке, и доказанную вину отрицать было неразумно. Но кое-что сгладить, обойти он старался.
- ...Когда мы подъехали, я сказал: остановись здесь. Он остановился. И в это время Мезис нанес ему удар сзади по голове. Он стал, так сказать, обороняться, потом открыл дверь и мы вывалились наружу, ну... в снег... вот. Он лицом вниз так упал, и я его так сдерживал. Затем я ему сделал прокол сверху через спину. В это время он вскрикнул и сказал: "Не надо!" Ну... потом мы его положили в багажник. Мне палец перевязали. Следы крови немножко убрали. Потом мы приехали в лес, я там раньше грибы собирал. Ну, мы решили его там оставить. Когда клали его, он, между прочим, еще дышал... Ужасно.
В устах Красовского "ужасно" не звучало ужасно. Хоть он и скорчил покаянную мину, но это прозвучало констатацией досадной помехи: слишком уж упрямо Карпов не хотел умирать.
Для матери и жены Инара это было поистине ужасно: им не сообщали таких подробностей и услышать сейчас от этого изверга... Мать обессиленно склонила голову. Лицо жены не дрогнуло, но что-то произошло с ее глазами. Трудно описать. Десятки раз мы просматривали кадр, пытаясь уловить его смысл. "Он, между прочим, еще дышал" - и в ответ глаза на мгновение рванулись в сторону скамьи подсудимых. Увидеть убийцу? Нет, выразить страстную ненависть? Тоже нет. Казалось, женщина внутренне рванулась туда, к мерзлому окопу, где еще теплилась жизнь Инара.
