Ленур остановился и посмотрел на слушателей. Было так тихо, что ясно слышался бегущий с кормы шепот лага.
— Я хотел крикнуть, ударить в баковый колокол, но язык мой слушался меня как черт — ангела. Тем временем наше судно и неизвестный корабль почти прикасались друг к другу; скованный непонятной силой, я цепенел от ужаса. «Почему помощник капитана не видит с мостика этого корабля?» — подумал я. Глаза мои были прикованы к освещенной палубе чужой шхуны, на ней, казалось, не было ни души. И в этот момент, ребята, когда я терял сознание, на носу шхуны у самого бушприта появился высокий человек, он нагнулся ко мне и протянул руку. Я тотчас схватил ее, она была холодна как лед. Более я ничего не помню. То есть, если хотите, я опамятовался, когда увидел, что подхожу к вам с трубкой в зубах.
Ленур был по-настоящему взволнован, рассказывая это; глаза его, казалось, еще хранили след недавнего испуга. Он вытер рукавом блузы пот, выступивший на висках, и поймал угрюмый, пристальный взгляд боцмана.
— Эти вещи бывают! — убежденно заявил корабельный плотник. — Корабль мертвого негра, Ленур, это был он, клянусь, чем хотите!
— Ленур, — сказал боцман, подходя к матросу вплотную, — что бы там ни было, а ты посидишь в карцере, потому что, может, ты бессовестно врешь.
— Я поджидаю тебя вторые сутки, — сказал Ленур юнге, когда тот принес ему в темное помещение карцера обед и кувшин с водой. — Сядь, потолкуем. Прежде всего, что слышно?
— Ничего. — Мальчик присел на корточки и уставился на матроса круглыми от любопытства глазами. — Ленур, правда, что тебя уносил мертвый негр?
— Послушай, малыш, — вместо ответа сказал Ленур, — тебе представляется удобный случай показать себя взрослым человеком. Прежде всего исследуем твою наблюдательность. Ты заметил, что капитан не пришел ко мне ни одного раза?
— Да.
— А почему? Как твое мнение?
— Я думаю, — сказал сиплым баском мальчик, польщенный серьезным тоном Ленура, — что он о тебе забыл. У него какие-то дела с боцманом, они проводят вместе почти целые дни и постоянно навеселе.
— Навеселе? Роб, они не навеселе, а настороже. Я им все наврал. Слушай хорошенько, юнец, так как это дело серьезное. На вахте мне захотелось жрать, я полез в кубрик, разыскал кусок сыра, а потом вспомнил, что дрогнуть в сырую погоду нехорошо. Нужно было достать клеенчатый плащ. Я спустился в подшкиперскую. Спичек у меня не было. Но вижу я, что в подшкиперской нет этакой настоящей темноты, а какая-то смутная мгла, вроде как ночью в комнате, когда с улицы фонарь светит. Я обернулся, — узкая, как стекло, полоса света падала мне в лицо из небольшой щели меж досками, отделяющими подшкиперскую от грот-трюма.
