— Так приблизительно рисуется мне это дело, — закончил человек с ассирийским профилем. — Конечно, возможны мелкие несовпадения в деталях. Но осудите ли вы, господа, этого человека?
V
Он смолк, и глаза его, блестевшие перед этим возбужденным сосредоточенным блеском, сразу потухли.
Впечатление от его речи, произнесенной звучным, полным, хорошо интонирующим голосом, было огромное. Наступило углубленное молчание, симпатии присутствующих, по-видимому, колебались между убийцей и его жертвой. В окно смотрел серенький неуютный день.
Наконец лысый, высохший человечек, похожий на уездного фельдшера, заявил:
— Да, если оно так… Ну, конечно, здесь драма и все такое… А что же, возможно, все это возможно, право…
Четыре дамы, сидевшие как на иголках, пока говорил архитектор, воскликнули:
— Жестокая!
— Право, она не стоила такой любви!
— Надругаться так над сердцем!..
— Нет, что касается меня, я не могла бы, нет!
— Но вы — художник, — сказал, по-видимому, смягченный генерал, припомнив, по всей вероятности, кое-что из своей молодости. — Как это вы так? А?!
— Путем размышления, — скромно заявил архитектор. — Но это все ведь предположительно. Возможно, что откроются и другие данные. Жаль только, что я не скоро узнаю новости об этом деле, завтра я думаю ехать.
И разговор перешел на всевозможные любовные драмы. Прислушиваясь, я чувствовал, что прежнее негодование улеглось, сменившись жгучим интересом к личности неизвестного преступника. Может быть, даже воображая, что все происходило так, как сфантазировал архитектор, убийцу и одобряли, не знаю, человек туго сознается в противоречиях себе самому, но во всяком случае я решил, что будь теперь убийца схвачен перед глазами присутствующих, — много-много, если бы его отечески пожурили.
В дверь постучали. Вошел коридорный, в выражении его лица было что-то неуловимое, заставившее всех насторожиться. Он сказал:
— Господин Вейс, вас там пристав спрашивает.
Я осмотрелся: кое-где виднелись недоумевающие принужденные улыбки.
Воспитанник архитектурной школы поднялся с кресла и, слегка поморщившись, как человек, презирающий полицейскую волокиту, сказал:
— Кажется, на допрос к следователю… Думаю, что всех жильцов этого коридора будут допрашивать.
И он вышел, сопровождаемый напряженными взглядами. Не помню, были ли у меня какие-нибудь соображения в этот момент, наверное, нет, потому что лицо и манеры Вейса были совершенно естественны.
Прошло секунд пять — десять рассеянного молчания, затем в коридоре раздалась возня, топот, нестройные крики, глухие удары.
